Стивен Хант - Небесный суд

— Мой мальчик, это все наши люди. Если нам с кем и нужно бороться, так с парламентом. Одному Великому Кругу известно, как я настрадался по его прихоти. На мою поимку были брошены боевые корабли и аэростаты. У меня на глазах погибали мои храбрые товарищи, члены твоей семьи — и все по вине парламентариев, предателей и изменников. Наше с тобой дело — править, но не народом, а во благо народа. В противном случае нам ничто не мешает прибрать к рукам все пустующие поместья и построить на них фабрики, где дети будут гнуть на нас спину, получая за это по пенсу в день. Заодно мы могли бы выставлять свои кандидатуры на выборах в качестве Стражей.

— Как жаль, герцог Фернетианский, что вы никогда не встречались с моим отцом, — вздохнул принц. — Думаю, вы с ним быстро нашли бы общий язык. Но ваше дело проиграно. Толпа — это бездушный зверь, готовый закидать вас бутылками с джином всякий раз, когда игра в четыре шеста отменяется из-за дождя. Они хватают гвардейцев, таких как капитан Флейр, — с этими словами принц дотронулся до руки капитана, — этот прекраснейший человек, и надевают на него петлю, которая, стоит ему сделать лишний шаг в сторону, все туже затягивается на его шее. В Шакалии нет ничего и никого, что могло бы у меня вызвать желание воспользоваться верховной властью. Когда война закончится, я попрошу сохранить вам жизнь, герцог. Но это единственное, что я вам обещаю.

Принц и капитан Особой Гвардии ушли, оставив пленников дожидаться своей судьбы. Их удаляющиеся шаги какое-то время эхом отлетали от стен каменного коридора. Коммодор Блэк сел на грязный пол и разрыдался.

— Так вот, значит, во имя чего я сражался! Глупый мальчишка, взращенный в мраморной клетке, мальчишка, позабывший о своем долге! Нас же превратят в металлических рабов или отправят на пытки, после которых смерть покажется благословенным избавлением от страданий!

— Не переживай, — успокоил Оливер. — Так долго мы с тобой все равно не протянем. Им кажется, будто они скачут верхом на тигре, хотя на самом деле это тигр скачет верхом на них самих.

— А ты, я смотрю, шутник! — заметила Молли, закрывая панель на животе паровика. — Ах ты мой старый паровой двигатель! Ты работаешь на последнем издыхании, насколько позволяет твоя сломанная труба. Тебе больше не по силам разносить вдребезги крепости или поднимать в небо аэростаты, и все равно мне бы не хотелось попасть под твой паровой молот!

— Не иначе как в тебе обитают Лоа, юная мягкотелая, — произнес паровик, медленно поднимая на четырех армированных ногах свое похожее на кентавра тело. — Ты умеешь исцелять нашего брата-паровика, слово прошла обучение в зале архитекторов.

— Молли, — подал голос лежавший на грязном полу Никльби. — Коммодор, во имя Великого Круга, пусть кто-нибудь из вас достанет у меня из кармана трубку.

Оливер был к нему ближе других. Он потянулся за старой деревянной трубкой, вытащил и набил ее мамблом. Другие тем временем осмотрели левую руку журналиста, замотанную в импровизированный бинт, — лоскут зеленой ткани, которую оторвали от его куртки.

— Теперь у тебя есть твоя история, — произнес коммодор Блэк. — Разгадана загадка убийств в Питт-Хилл. Одна беда, эти дьяволы не выпустят тебя отсюда на Док-стрит, чтобы ты мог поведать ее всему миру.

Журналист поднял вверх культю.

— Я всегда плохо пользовался правой рукой.

Увидев то, во что по воле Тцлайлока превратилась рука ее друга, Молли поморщилась.

Никльби посмотрел на Оливера и паровика.

— Я подумал было, что вы мне привиделись во сне. Мне казалось, будто я снова проснулся в Ток-Хаусе.

Оливер крутанул колесико на боку трубки, и та разгорелась.

— Знаете, с тех самых пор, как я покинул Хандред-Локс, я каждый день просыпаюсь точно с таким же чувством.

Вскоре из трубки начал кольцами подниматься дымок, и Никльби с облечением откинулся на пол.

— Если ты и впрямь сын тумана, парнишка с севера, то почему бы тебе не обратить свои силы против вот этих прутьев? — обратилась к Оливеру Молли. — Что тебе стоит расплавить их или сделать с ними что-то подобное?

Оливер одарил ее сердитым взглядом.

— Я щит, а не меч. Это твоя работа. Тем более что за дверью нас караулит Особая Гвардия. А еще древние создания — только не говори, что ты тоже их чувствуешь, все равно не поверю.

Коммодор Блэк печально покачал головой.

— О Великий Круг! Разве мало того, что мы пойманы и томимся здесь, словно звери в клетке, и нет ни капельки джина, чтобы согреть наши сердца. Неужели нам ничего не остается, как смириться со злыми духами?

— Великий Круг прав, — возразил ему Никльби. — Шакалия шла по пути Круга тысячу лет. Тысячу лет она процветала, не ведая, что такое гнев богов, что такое униженно преклонять колени перед идолами. И вот теперь Тцлайлок желает снова ввергнуть нас в чимекскую тьму.

— По крайней мере теперь мы вместе, — заметил коммодор. — Молли, если не ошибаюсь, кто-то из твоих предков был коронован и признан первым королем Шакалии, и до гражданской войны именно моя семья защищала наше королевство, не давая вернуться в него разного рода монстрам. Наши судьбы привели нас сюда. Мы сделали все, что в наших скромных силах, нам нечего стыдиться.

— Кто-то идет сюда, — произнес Оливер.

— Я ничего не слышу, — ответила Молли.

— Слух здесь ни при чем.

В следующее мгновение перед железными прутьями клетки предстал граф Вокстион. С обеих сторон от него застыло по гвардейцу. Рядом с ними граф казался ниже ростом.

Молли плюнула сквозь железные прутья.

— Я думала, граф, что вы уже где-то тратите денежки, которые получили за наши головы!

Граф Вокстион показал им какую-то бумагу.

— Очередное задание. Мой благодетель был в высшей мере щедр по отношению ко мне. Я бы даже сказал, что когда Миддлстил падет, в наши сети попадут обладатели самых громких имен из этого списка. Тцлайлок прочистил древний пневматический туннель. Сейчас, когда мы с вами беседуем, по нему уже идет переброска Третьей Бригады.

Никльби простонал. Третья Бригада Содружества Общей Доли. Ударные части. Когда в Квотершифте бушевала революция, коммьюнисты открыли двери тюрем и, выпустив на свободу обитателей камер, призвали политзаключенных, убийц, насильников и грабителей пополнить ряды повстанческой армии. В Третью Бригаду попали отпетые уголовники. Не удивительно, что ее название со временем стало означать самые кровавые преступления братоубийственной войны. Это были дьяволы во плоти, вернее, в военной форме.

— Вы прирожденный убийца, граф, — заметила Молли. — Такого, как вы, еще стоит поискать.

— Прошу меня простить, дорогая моя. Не думайте, будто я получаю от того, что делаю, удовольствие.