Вадим Панов - Хаосовершенство

— Я не…

— Но потом условия станут прежними.

— Договорились! — Жозе отвернулся и сделал несколько больших глотков пива. А через несколько секунд, вернув себе контроль над голосом, продолжил: — Так думаешь, Агата нас подслушивает?

— Нас охраняет «Швейцарская гвардия», — напомнил Кристиан. — Они бывшие безы, и я уверен, что знают, как слушать нас, даже когда мы молчим.

— Ну и ладно! — Жозе решился. — Не хочешь поговорить с Агатой о Заказчике?

— Зачем?

Этот вопрос, как казалось Кристиану, был закрыт еще в самый первый день. Напиваясь после получения аванса, они с Жозе строили самые разные предположения насчет личности таинственного благодетеля. Несколько раз поднимали тосты за его здоровье и щедрость. Однако утром, увидев сосредоточенные лица «гвардейцев», как по команде, прекратили касаться этой темы. Есть такой человек — и слава Богу, пусть у него все будет хорошо.

— Вчера вечером я встречался с Ибрагимом Кова-левски, — негромко сообщил Жозе. — Помнишь Ибрагима?

— С трудом, — признался Кристиан.

— Он был импресарио нескольких известных фотографов и в том числе — Ханса Хансена. ХХ-то ты помнишь?

— Он ужрался и запустил свой «Феррари» в цистерну с бензином, — хмуро произнес Кристиан.

— Но он был велик.

— Я его уважал. — Фотограф поднял указательный палец: — За тех, кто ушел!

И сделал большой глоток пива. Жозе вздохнул, однако спорить не стал — выпил. После чего придвинулся еще чуть ближе и продолжил:

— Так вот, Ибрагим рассказал, что лет десять назад Хансу предложили контракт на создание частного фотоальбома из тысячи снимков. Название — «В тупике». На время контракта полное обеспечение: лучшие отели, трансфер в любую точку земного шара, телохранители из «Швейцарской гвардии». Гонорар — два миллиона юаней. Ничего не напоминает?

На губах Кристиана появилась легкая улыбка.

— Наш благодетель последователен.

— Это все, что ты можешь сказать?

— А что еще?

Гомеш покачал головой:

— Ибрагим рассказал, что тоже, как и я, наводил справки и выяснил, что за десять лет до Ханса контракт с подобными условиями исполнял У Фан.

— Великий фотограф, — подтвердил Кристиан.

— И вроде за десять лет до У Фана был еще один контракт.

— Заказчику не меньше пятидесяти. Ну и что? Кристиан смял опустевшую банку и взялся за следующую. — Кстати, а зачем ты говорил с Ибрагимом о контракте?

— Хвастался, — признался Жозе. — Я давно уже не хвастался. Нечем было.

— Понимаю.

— К тому же нам не приказывали держать рот на замке.

— Логично.

Гомеш помялся:

— И… и есть еще кое-что. — Пауза. — Мы договорились считать Заказчика верхолазом, так?

— Судя по всему — крутым верхолазом, — подтвердил Кристиан.

— То есть он где-то у самых звезд. — Угу.

— И он наверняка знает, что происходит в мире, и, вполне возможно, сам крутит планетой, верно?

— К чему ты ведешь? — насторожился фотограф. Голос Жозе вновь дрогнул:

— Во время нашей первой встречи Агата сказала, что тебе доверено написать последнюю главу мира. И знаешь, Крис, когда я сопоставил ее слова с тем, что" мы думаем о Заказчике, мне стало страшно.

Когда-то давно, на заре карьеры, кабинеты Папы Джезе больше напоминали берлогу любвеобильного холостяка, нежели рабочее место иерарха Католического Вуду. Научными и теологическими изысканиями Папа предпочитал заниматься в библиотеках, статьи писал, валяясь в постели или на диване, а все его блистательные проповеди были импровизацией с первого до последнего слова. Необходимости в письменном столе любимец духов Лоа не испытывал. И даже получив баварскую кафедру, Джезе продолжал вести себя в прежнем ключе: кабинет обставил мебелью удобной, подходящей для отдыха и развлечений, не забыл о баре с отличным подбором спиртного и зеркалах на потолке, ну а тонкий аромат женских духов появился сам собой, в силу, так сказать, естественных причин.

Однако теперь Джезе-сибарит остался в прошлом, и кабинет стал первой жертвой новых привычек Папы. Красивый стол, на котором ерзала не одна женская попка, был заменен на функциональный. Кресла теперь вызывали не желание развалиться, а стремление присесть и доложить. На стенах появились дополнительные коммуникаторы и полки с книгами, а вместо крутобедрых мамбо в кабинет зачастили секретари и помощники.

Папа изменился, стал играть в новые игры, и они ему нравились.

— Передайте этим козлам из СБА, что мы не откажемся от плана провести еще одно открытое богослужение, и мне плевать на какое-то там недовольство какого-то там правительства какого-то там Исламского Союза. Мы живем в Анклаве Франкфурт, а не в их долбаной Европе… Что? Нет, я не собираюсь разговаривать с мелочью из местного филиала. Если хотят пообщаться, пусть их долбаный директор записывается на прием. Так и передай.

Джезе отключил связь, потянулся, на мгновение прикрыв глаза, после чего глотнул остывшего кофе и вернул на экран список дел.

— Что у нас дальше?

Предварительная программа пастырского визита в Марсель? Посмотрю за обедом. Финансовый отчет епархии? Гм… Итоговые цифры положительные? Вполне. Вот и здорово, детали изучим позже. Переговорить с угандийским архиепископом? Старина Альфред подождет. Письмо от премьер-министра Бразилии? А вот это любопытно.

Противостояние между Джезе и Ахо длилось не первый год, и если раньше наблюдатели делали ставки на то, как быстро всемогущий настоятель сотрет в порошок наглого выскочку, то теперь оценки происходящего стали более взвешенными. Наблюдатели поняли, что всемогущий Ахо не в силах избавиться от баварского архиепископа, и отношение к Папе поменялось. Вокруг Джезе стала складываться партия. Сначала ее составляли молодые монсеньоры, которые были не прочь внести в Католическое Вуду «свежее дыхание». Потом стали осторожно присоединяться политические бонзы из стран Конфедерации. Чиновники чутко следили за настроениями подведомственного населения и, если замечали, что народ предпочитает проповеди Франкфурта, а не Нового Орлеана, начинали искать подход к перспективному лидеру.

Бразильцев же, представляющих одно из мощнейших государств Конфедерации, Папа обхаживал давно, и полученное письмо означало, что его усилия не пропали даром.

— Посмотрим…

Но посмотреть не удалось. Как только архиепископ открыл чиновничье послание, завибрировал незарегистрированный коммуникатор, и из динамика донесся знакомый женский голос:

— Привет.

— Черт! — Папа едва не вывалился из кресла. — Патриция!