Вадим Панов - Хаосовершенство

— Так точно, товарищ генерал! В деловом центре Франкфурта невысокий передал ее другому человеку, плотному мужчине. Тот покинул Анклав на взятом напрокат мобиле и отправился вот сюда, в отроги Альп. — Key вывел на коммуникатор карту Баварского султаната. — На открытой местности мы не могли идти за ним по пятам, поэтому запросили спутник и с его помощью проследили путь мужчины вот до этой пещеры. — На карте появился крестик. — Мы проверили ее на местных серверах: это тупиковая пещера, из которой есть только один выход. Установили наблюдение…

Довольный собой Key продолжал что-то рассказывать, но генерал не слушал. Уставился на черный крестик, улыбался и молчал.

Решение принято. Надо идти.

Тщательного расследования событий, которые привели к Большим Июльским Беспорядкам, никто не проводил. Одни говорили, что первыми пальбу открыли тритоны, наконец-то решившиеся наплевать на запрет Мертвого и атаковать зону Мутабор. Другие обвиняли Аравию, попытавшуюся воспользоваться взрывоопасной ситуацией и свести давние счеты с Кришной. Третьи называли зачинщиками китайцев, недовольных усилением Уруса, а четвертые — Урус, лидеры которого потянулись к жирному Болоту.

Расследование не проводилось, а потому лишь немногие знали о том, что запалившей Анклав спичкой стал обыкновенный фургон «Рено Арба», попавший около восьми утра в аварию на Новом Арбате.

Небольшой мобиль, на кузове которого красовалась полустертая надпись «Федеральная курьерская служба Ибрагима Каныгина», заторопился, съезжая со второго уровня Смоленского бульвара, и бодро протаранил блестящий бок недешевого «БМВ», полусонный владелец которого возвращался из казино. Через мгновение к задним бамперам мобилен присоединились еще два участника происшествия. «БМВ» получил привет от юркого, как полевая мышь, «Опеля Херсон», а в несчастную «Арбу»-мощно вошла муниципальная «поливалка», буквально снеся заднюю стенку пластикового фургона.

Визг тормозов, яростные гудки и громкий мат — ни одна из традиционных деталей дорожного происшествия не была забыта. Но когда возмущенные страдальцы выбрались из покореженных мобилей, они с удивлением увидели лишь спины водителя и пассажира «Арбы», которые поспешили раствориться в заполонившей тротуар толпе. Это наблюдение вызвало второй поток брани, а еще через пару мгновений водитель «поливалки» сделал потрясающее открытие. Исследуя повреждения, он почувствовал отдаленно знакомый запах, макнул палец в лужу, что натекла на дно фургона, понюхал, попробовал на язык и удивленно воскликнул:

— «Синдин»!

— Эй, метелка, «синдин» есть?

Пэт, которая только-только припарковала «Судзуки» у тротуара и успела лишь снять шлем, удивленно посмотрела на окликнувших ее лоботрясов мелкобандитского вида: широкие штаны, цветастые рубахи и черные куртки «под кожу», не скрывающие кобуры с «дыродела-ми». Незнакомых лоботрясов, явно прибредших из другого района Болота.

— Не торгую.

— А выглядишь, словно торгуешь.

— И «табуретка» у тебя крутая. Папаша подарил?

— Скорее папик.

Гопники заржали, не спуская заинтересованных взглядов со стройной фигурки Патриции.

— Клевый прикид, метелка!

— Не хочешь торговать «синдином», продай чего-нибудь еще!

— У нас есть деньги.

— Тебе хватит.

«Странно, очень странно».

Обыкновенно шпана вела себя на Сретенке гораздо тише. Даже самые отмороженные представители уличных забияк знали, что в этом районе селятся люди «с положением», хоть и обитающие на Болоте, но предпочитающие жить спокойно и платящие СБА за охрану. Однако сейчас безов поблизости не наблюдалось. Да и привычной толкотни тоже — по опустевшей улице спешили по делам лишь редкие прохожие.

— Так что, нужны тебе наши деньги? «Беспорядки!» — сообразила Пэт.

Еще в Шарике она прочитала о бузе на юге Болота. Пока ехала, коммуникатор не включала, все-таки мотоцикл, а не машина, и, похоже, пропустила пару горячих новостей.

— Это твой дом? Пригласишь?

Один из гопников шагнул вперед, оказавшись между девушкой и дверью в особняк.

— Крутая хата.

— Тоже папик подарил?

— Хочешь с ним познакомиться? — холодно поинтересовалась Пэт.

— А ты нас не пугай.

— Сегодня никому не страшно. «Точно — беспорядки!»

Драться с гопотой Патриция не хотела, считала ниже своего достоинства. На ее счастье, из-за угла выехал патрульный пикап СБА.

— Увидимся, метелка, — пообещал решительный уголовник.

— Все в порядке?

— Все нормально, офицер, — кивнула девушка, наблюдая за удаляющимися гопниками. — Вы приехали вовремя.

И вернулась в седло мотоцикла, решив переставить «Судзуки» во внутренний двор особняка.

— Ма-ашина? — Олово кивнул на живописно раскиданные по подвалу останки «Ламборджини».

— Sensu stricto [7] В прямом (буквальном) смысле (лат.). это железяки и куски кузова, — поправил его Таратута. — Рус удалил все коды, так что никто и никогда не догадается, что она была дублем автомобиля Пэт.

— Двига-атель?

— А вот его мы разнесли в клочья.

«Ламборджини» работала на новой энергии и служила Русу образцом, демонстрировала, с чем придется столкнуться на Станции.

— Штука-а?

Олово понятия не имел, как правильно называется самый секретный блок двигателя «Ламборджини», а потому использовал традиционное для находящихся в затруднении мужчин обозначение.

— В чемодане.

Таратута ткнул пальцем в большой металлический кейс, на который Олово незамедлительно уселся — с этого момента он нес за «штуку» полную ответственность.

— Quia nominor leo, [8] Ибо зовусь я львом (лат.). - улыбнулся Филя.

— Теперь все? — осведомился Лакри. Олово молча кивнул.

— Ребята заканчивают сборы. Минут через двадцать можем ехать.

— Тебе грустно?

Неожиданный вопрос Таратуты заставил Руса запнуться.

— Почему ты спросил?

— Ты три раза пытался запустить рабочую станцию.

— Ах, это…

Инженер криво усмехнулся.

Суперкомпьютер, прятавшийся под брюхом бюро, разобрали, рабочие станции умерли, превратились в безмозглые пустышки, но Рус машинально пытался вернуться к любимому делу. И отрицать охватившие его чувства было бы глупо.

— Я все это построил. — Лакри тоскливо оглядел подвал.

А перед внутренним взором вставали другие ангары, боксы, инструменты, стенды, станки, рабочие станции, кучи промасленных тряпок, валяющиеся под ногами детали и запах… ни с чем не сравнимый запах мастерской. Бюро было мечтой Руса, в него он вложил душу и теперь покидал.

— Ты вернешься, — пообещал Филя.

— Уверен?

— Если не сюда, то к работе — точно. У тебя обязательно будет еще одно бюро, твое собственное бюро. Multum sibi adicit virtus lacessita. [9] Добродетель возрастает, если ее подвергают испытаниям (лат.).