Евгения Белякова - Трава на бетоне

Пробежав глазами несколько листов, он устроился поудобней, подложил руку под голову и вздрогнул, услышав тихий тревожный писк. Датчик. На маленьком мониторе протестующим красным горели остановившиеся цифры, липким омерзительным ужасом залило душу. Так приходит смерть, тихий мышиный писк, тревожные огоньки, только к самому концу сменяющиеся снова теплым угасающим сиянием нулей. А мне осталось несколько месяцев, и значит, совсем скоро придется еще раз услышать этот звук, только тогда он будет… Последним, что я услышу.

Арин поднялся, дотянулся до бутылки водки, опрокинул ее содержимое в стакан, расстегнул тяжелую цепочку и опустил мигающий приборчик в прозрачную качнувшуюся жидкость. Заткнись, вестник смерти, еще рано. Я не хочу это слышать.

Макс поднял голову, махнул рукой, разгоняя тяжелыми синими пластами висевший в кабинете сигаретный дым, поднялся, прошел по коридору, обшитому тяжелыми дубовыми панелями, не колеблясь и не интересуясь, кто мог прийти к нему этим ранним утром, открыл дверь, встретил спокойный усталый взгляд знакомых серых глаз, прислонился к стене, скрестив руки на обнаженной груди.

Скай щелкнул зажигалкой, закуривая, пояснил:

Нет, пока что живой. Но опять по уши в дерьме. Объясни мне, солдат, как ты с ним вообще общался, это же катастрофа, а не парнишка.

Что тебе на этот раз надо? — спросил Макс, скользнув взглядом по припухшей, тонкой коже его губ, прижавших оранжевый фильтр.

Войти-то можно?

Макс посторонился, пропуская его, обогнул, не оглядываясь, пошел по коридору, открыл дверь в кабинет, глазами указал на кресло, сам сел за стол, взявшись рукой за прохладное стекло литровой бутылки виски, придвинул стакан:

Давай уж, выкладывай.

Скай поймал скользнувший по лакированной поверхности стола, полный стакан, кивнул:

Спасибо. Макс, у меня к тебе два вопроса. Первый я уже задавал, и от того, как ты ответишь, многое зависит.

Давай тогда сначала второй вопрос. И я подумаю, как ответить на первый.

Хорошо. Ты знаешь, почему нельзя жить без датчика?

Любой знает. Бывают случаи, когда в организме что-то срывается и смерть наступает через два-три дня вместо положенного срока. Да и половина денежных операций проходит через датчик.

И чем выше коэффициент процесса самоликвидации, тем больше шансов на этот самый срыв организма, — добавил Скай, — и все-таки, как ты выжил? Как смог вернуться с войны?

Я там не был и оттуда не возвращался, повторяю для тупых, — ответил Макс, доливая виски в свой стакан, — если ты ведешься на такую мишуру, как мои татуировки, то я тебя разочарую — набиты они были исключительно для того, чтобы я изображал военного в утеху одному извращенцу. Все? Я ответил на твои вопросы?

Значит, разблокировать чип, настроенный на быстрое самоуничтожение, ты не можешь?

Макс поднялся, подошел к окну, сунув руки в карманы — невысокий, широкоплечий, затканный камуфляжным узором — помолчал, глядя на рванину серого утреннего неба над городом, спросил спокойно:

На что он сработал?

На биопластик.

Как ты отсоединял провода?

В произвольном порядке.

Молодец, — язвительно произнес Макс, — руки из жопы. Считай, что тебе просто повезло.

Арину повезло, — тихо поправил Скай.

Макс оперся рукой на стену, опустил голову, обдумывая что-то, провел ладонью по коротким, темного, хвойного цвета, волосам:

Давай сюда чип.

Не глядя на Ская, он вернулся к столу, глянул мельком на тонкую пластинку микросхемы, потянул из ящика легкую коробочку робота-настройщика:

Сиди, пей и молчи, электронщик херов.

Скай взял стакан и склонил голову, смотря на спокойное, сосредоточенное лицо, на опущенные ресницы, из-под которых иногда вспыхивал внимательный серьезный взгляд, упираясь в мониторчик и тут же опускался вниз, на вложенную в гнездо разблокировщика микросхему. Присмотревшись внимательней, привыкнув к густой зелени камуфляжа его кожи, Скай разглядел, наконец, черты его лица — тяжеловатые, но гармоничные, увидел тонкий шрам, пересекающий губу, увидел, что глаза у него тоже зеленые, темные, с острыми мерцающими огоньками в самой глубине зрачка.

Его легко представить за пультом управления, его легко представить за штурвалом истребителя, солдат он и есть солдат, собранный, опытный… Значит, так ты выжил? Нарушил приказ, разблокировал свой чип…

Ты сам этому научился? — спросил Скай.

Нет, — не отрываясь от монитора, отозвался Макс, — я за это долго расплачивался.

Сказал же, заткнись.

Скай не стал больше ничего спрашивать, допил виски, закурил, глядя на часы.

Долго. Очень долго. Спустя еще полчаса Макс поднял голову, ударил по клавиатуре последний раз и откинулся назад:

Если все нормально, он его обнулит минут через двадцать. Я так полагаю, тебе еще надо объяснить, как это дело назад ставится.

Желательно бы.

Я тебе дам инструкцию для военных чипов. Хотя… какого хрена? Хватит с тебя, наигрался. Теперь так просто я тебя не отпущу. Ты не понимаешь, что творишь.

Держать его взаперти опасно.

Я уже понял, — сказал Скай, вспомнив скрытые в металлических застежках ремней лезвия.

Ни хрена ты не понял. Если он сорвется, сомневаюсь, что ты с ним справишься. Он просто терпеливый и не идет на крайности, пока его совсем уж не прижмут. Так что в твоих интересах его отпустить. Или мне придется помочь тебе это сделать.

Военные чипы, — медленно сказал Скай, — сорокатысячный код самоуничтожения. Хоть я и хреновый электронщик, но этот код я скачал. На восемнадцати принадлежащих мне в сети ресурсах стоит сейчас программа-бот, настроенная на воспроизведение кода в случае того, если к определенному времени я не отменю действие. Чип может остаться здесь, сам знаешь, датчик дублирует сигналы кода. Какая разница, рванет ли у него в голове или у него на груди. В любом случае, от него мало что останется. Так что, в очередной раз спасибо за помощь, Макс. Как там разблокировка?

Макс поднялся, сжав зубы. Коснулся пальцами робота-разблокировщика, выдернул чип из гнезда, положил на стол вместе с пластиковой картой-инструкцией:

Ты чего за него так держишься?

Не знаю, — лаконично ответил Скай, туша сигарету в пепельнице, — наверное, это любовь.

Скай остановился в дверях, прислонился к косяку, неосознанным движением провел пальцами по вытатуированному на виске скорпиону. Дежавю. Противоестественное чувство дежавю. Когда-то я так же заходил в эту комнату и видел распахнувшиеся мне навстречу ласковые серые глаза сестры, она откладывала книгу, улыбалась и поднималась с кресла, где просиживала, поджав ноги, бывало, целые вечера, листая легкие странички под теплым персиковым светом старого абажура.