Алексей Кирсанов - Первый судья Лабиринта

…Мы привезли Андрюху в абсолютно бессознательном состоянии, я даже подумал — все, не успели. Не было ни пульса, ни дыхания, и Петер — я видел — открыл уже рот, чтобы сказать, что…

Но Артур заявил, что ему наплевать. Он — Как был, в камуфляже — уселся перед лежащим на полу Андреем в позу лотоса и соединил руки над головой. По его телу словно пробежала молния. Электрический разряд. А потом в правой руке откуда-то появился длинный тонкий предмет. Словно светящийся луч. И он этим лучом…

Уверяю вас: зрелище не для слабонервных, когда человека на твоих глазах прошивают насквозь. Никаких нитей на этот раз я не видел, зато луч в руках Артура так и мелькал, проходя через бездыханное тело эссенциалиста.

Чисто фэнтези…

И хотя маг молчал, я слышал его слова про шелк…

А потом — клянусь, не вру — услышал уже два голоса.

«Что ты видишь»?

«Горы, черная-черная вода и белые лотосы. Я плыву»…

«А сейчас»?

«Ночное небо и месяц. Пытаюсь достать его…»

«Что слышишь»?

«Серебряный песок пересыпается в часах…»

«Где ты»?

«Не вижу себя…»

«Смотри лучше, ну»!

«Я — песок…»

«Хорошо. Дальше?»

«Горы сомкнулись в кольцо».

«Что внутри кольца?»

«Город. Лабиринт».

«Какого цвета?»

«Бирюзовый. Бирюзово-серебристый».

«Как тебя зовут?»

«Андрей».

«Хорошо, Андрей. Здесь Артур, возвращайся».

Андрей открыл глаза.

— Ура-а-а! — грянул ликующий вопль сразу нескольких голосов.

Артур. Петер. И я.

И Андрей.

Когда он очнулся наконец, с меня такая тяжесть свалилась!

Андрюха — менеджер, спортсмен, любитель музыки, кумир девчонок. Эссенциалист.

Мой друг.

Артур возился с ним час или больше, «сшивал паутину», как он сказал. Вязать узлы нельзя, можно только вплетать нити. С самого Артура градом льется пот, но счастлив, как ненормальный. Нарушил он Стандарт или нет — теперь уже неважно.

Не у кого спрашивать…

Андрей мне тоже ужасно обрадовался. Да и не только мне. Он, кажется, упивался сознанием того, что просто живет, все время тряс нам с Артуром руки и твердил: «Спасибо, парни!»

Мы с Главным — вернее, уже с Первым, — переглянулись. Спасибо? А ведь без нас…

— Без тебя Сева Сергиенко бы просто исчез. Растворился в космосе. И Андрей бы никогда не возник, — сказал он мне, когда мы уже под утро, пересказывая друг другу свои приключения, стояли у окна и курили. Закуришь тут, после всего пережитого…

— Так это не столько благодаря мне, сколько — Дэну…

— И Денису я благодарен, — тихо и серьезно сказал Андрей, затянувшись, — что бы там ни было. Ты знаешь, он… Он меня сделал таким… Не только он, вы все. В общем, сейчас я лучше, чем был Сева.

— Ты так думаешь?

— Да.

Петер чуть не силой уволок Артура спать. «Завтра тяжелый день, — сказал он и был прав. — Все выяснения — потом».

Возле прохода выставили охрану, обязав пропускать нас в оба мира. А мы остались на перекрестке ждать рассвета. Нам еще так много надо было рассказать друг другу…

Следующий день выдался уже по-осеннему холодным.

С утра хоронили Дэна на кладбище в Рожках. Петер с Артуром предлагали переправить тело в Лабиринт, но Эдуард, покачав головой, сказал: «Нет».

— Мой сын выбрал Долину. Вряд ли он хотел бы вернуться обратно.

Как оказалось, Дэн был еще и протестантом. Что-то типа лютеранина, насколько позволяют судить мои скудные познания в религиоведении. Во всяком случае, Эдуард из немногочисленных церквей нашего городка для погребальной службы выбрал кирху. Православные храмы сразу «забраковал», про католический сказал: «Близко, но слишком помпезно». А других я и не знаю поблизости. И не в мечеть же его вести! Вроде не похож на мусульманина.

Народу в церкви было немного: родители Дэна, мы с Андреем, Петер, Крыса, еще один трибунальщик, Лена, директор института, где раньше работал Дэн, еще двое портальщиков и Артур. И Ксана. Андрей сказал, что ей нужно обязательно сообщить.

Света осталась с ребенком и с нами не пошла. Да и не нужно.

Я не хожу в церковь. И в бога-то, наверное, не очень верю. Но служба произвела впечатление даже на меня. И священник, и музыка, и высокие своды, и этот пробивающийся сквозь витражи луч…

— …Доброе имя лучше дорогой масти, и день смерти — дня рождения…

Ох, даже не знаю, как обстоят дела с добрым именем усопшего. Но кое-чего он добиться успел, не отнять.

Лабиринтяне, все как один, — не считая матери Дэна, конечно, — были в костюмах с галстуками. Видимо, чтобы не шокировать местное население трибунальской формой.

Женщины плакали, мужчины, кроме эссенциалистов и меня, крестились. Интересно, у эссенсов свой бог?

— …Лучше ходить в дом, плача об умершем, нежели ходить в дом пира; ибо таков конец всякого человека, и живой приложит это к своему сердцу…

Не хочу богохульствовать, но насчет «лучше», признаться, не согласен.

Среди присутствующих я оказался единственным человеком, не знавшим Дэна при жизни, хотя он мою жизнь изменил очень круто.

Я смотрел на него и думал: что было бы, будь он сейчас жив? Жалел бы о содеянном? Вероятнее всего — нет…

К сожалению, я уже не смогу ничего спросить у этого человека.

— …Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше…

Ну, может быть. Им виднее.

…Кладбище утопало в цветах. Одни тюльпаны. Дэн любил тюльпаны, оказывается. Откуда они их столько взяли, в конце сентября? Из Лабиринта, не иначе. И Андрей, кажется, переживает ничуть не меньше других.

Мы попрощались с Дэном и покинули кладбище. У самого выхода к Андрею подошел Эдуард Щемелинский. Я не слышал вопроса, но прекрасно разобрал ответ эссенциалиста:

— Этот прибор мы делали для людей Долины. И сделали бы снова.

— Спасибо тебе, Андрей…

Про пожар, как я понял, эссенс решил тактично умолчать. Ну и правильно, одним идеалистом больше будет…

Дэн остался в нашем мире.

«Щемелинский Денис Эдуардович, 1977–2008», — гласит надпись на табличке. Позже здесь будет памятник — два соединенных гармонитовых шара.

А вечером в последний путь провожали Циферблата.

Это была совершенно другая церемония.

Огромное количество народу собралось во дворе замка. Да-да, я тоже был там. Артур просил меня на первых порах не оставлять Андрея в одиночестве. Подстраховывался. Да и не мог я не прийти.

Ни особой любви, ни ненависти я к Максу не испытывал. Разве что — мы вместе были в том подвале…

Я чувствовал… важность момента. Переломного момента для всех нас. И как оказалось потом — для миров тоже.

И Светка там была. Сказала: чувствую, что должна. Катю оставили с мамой Артура. Да, у Артура тоже есть мама, как у всякого простого смертного.