Вячеслав Маликов - Владивосток Read Only

Солдаты и офицеры! Военные части и милицейские подразделения! Братья! Прошло уже довольно много времени со дня подписания мирного договора между противоборствующими сторонами и воцарения на нашей планете хрупкого и шаткого мира.

Но мы должны понимать, что мир между странами и сторонами света не может существовать, если внутри этих стран нет мира и согласия между жителями.

После окончания войны мы можем видеть, что вокруг нас воцарилась напряжённая атмосфера. Причиной этому стала затяжная война с применением атомного и химического оружия, голод, беженцы, разрушенные города. Многие решили, что нет иного пути выжить, как стать на путь преступности и противозакония.

Незаражённая территория нашей страны перенаселена. С каждым днём растёт число преступлений. Грабежи, убийства, насилие стали обыденными. Обычные методы борьбы с преступлениями показывают свою неэффективность и бессилие правоохранительных органов лишь подталкивает преступников на всё большие и большие преступления: работорговля, наркоторговля, торговля оружием вовлекают в свой оборот всё больше людей.

Мы, Чрезвычайный Комитет во главе с Диктатором Российской территории Земли, нашли выход из этой ситуации. С четырёх часов второго декабря две тысячи пятьдесят седьмого года и по четыре часа девятого декабря две тысячи пятьдесят седьмого года объявляется военное положение на Российской территории Земли. Всем войскам и милицейский подразделениям в это время надлежит быть в полной боевой готовности. Каждому военному и милицейскому подразделению выделяется территория, которую данное военное или милицейское подразделение обязано занять и блокировать в кратчайшие сроки. После этого войска или милиция, контролирующие данную территорию, обязаны провести полный и детальный досмотр всех находящихся на данной территории лиц с выявлением и немедленной ликвидацией на месте преступников, исключая только тех, кто может сообщить о других преступниках. На известных преступников, которые занесены в федеральную базу данных милиции, необходимо выслать специальные группы быстрого реагирования для ликвидации оных вне зависимости от состава и тяжести их преступления или понесённого уже наказания.

Ликвидации подлежат все притоны, публичные дома, игорные заведения, малины и так далее со всеми присутствующими там или связанными с этими местами людьми. Преступник вне зависимости от тяжести его преступления остаётся преступником. Не должно быть жалости ни к насильникам, ни к работорговцам, ни к наркоманам, ни к проституткам, ни к спекулянтам.

Данным приказом мы постановляем, что солдаты и милиция не несут по окончании зачистки никакой ответственности и военный суд над ними учиняться не будет.

Мы вынуждены пойти на эти меры, дабы завтрашний день был чище и светлее.

С вами, солдаты и милиционеры, наша помощь и поддержка!

Полковник сложил лист с приказом и обвёл взглядом чёткие ряды солдат:

– Пакеты с приписанной территорией командиры батальонов получат сейчас в штабе. Приказ ясен? Выполнять!

Широйнеко проснулась от громкого шума. Родители уже не спали, папа выглянул из палатки на улицу а потом быстро отдёрнул край, повернув бледное лицо к маме.

– Что там? – спросила мама.

– От ворот идут солдаты…

– Чьи?

– Как чьи? Русские.

– Чего им надо? – спросила мама.

– Мама, я пить хочу, – попросила Широйнеко.

– Широ, – мама обернулась к дочке. – Mitsu mo deja ari…

И в этот момент неподалёку что-то взорвалось. Папа бросился к входу в палатку и выглянул наружу. Тут же отпрянув, он с жутким перекошенным лицом повернулся к жене.

– Are wa nan desu ka? – рядом села Куройнеко. Широйнеко обняла сестрёнку, прижавшись к ней.

– Что там? – закричала мама, перекрикивая шум взрывов, несущийся со всех сторон: ведь ткань палатки не в состоянии заглушить даже лёгкий шорох ветра.

В этот момент вход в палатку открылся, раздвинув ткань в неё вошло трое солдат в российских кирасах и с автоматами Калашникова наперевес. Их лиц не было видно за полированными забралами.

– Что вам нужно? – папа встал у них на пути. Средний солдат без лишних слов выстрелил в него короткой очередью, мгновенно вскинув автомат. Папа осел и упал набок, подобрав под себя руки. Мама истошно завопила, кинувшись к папе. Вторая очередь отшвырнула её от папы, уронив на спину.

– Мамочка! – Куройнеко вырвалась их объятий оторопевшей Широйнеко и, путаясь в простыне, поползла к маме.

– Смотри, сейчас я отстрелю ей ногу, – один из солдат поднял автомат, уверенно целясь в ползущую девочку.

– Погоди, – на ладонь, держащую цевье автомата, легла рука.

– Что такое? – солдат опустил автомат, перестав целиться и повернул голову в шлеме к товарищу. Куройнеко подползла к маме и стала тормошить её, пачкаясь в собственных слезах и маминой крови.

– Никогда не пробовал с ребёнком…, – медленно но уверенно ответил второй солдат.

– Ты чего?

– Тем более с двойняшками, – словно не слыша товарища, солдат указал рукой, одетой в тефлоновую перчатку, на парализованную страхом Широйнеко, сидящую на лежанке в ворохе одеял без движения. Она и вправду была как две капли воды похожа на причитающую у тела женщины девочку.

– С тройняшками ты хотел сказать? – ещё один солдат, обыскивающий палатку, приподнял за волосы из кучи одеял на другой стороне палатки ещё одну девочку, взвизгнувшую от боли и цепляющуюся за огромную руку солдата.

– Не надо! – Широйнеко с испугом услышала свой голос. – Акайнеко болеет!

– Простудифилис? – солдаты засмеялись. Потом один спросил:

– Ну так что будем делать? Ценного тут ничего нет…

– У нас есть целая неделя безнаказанного времени. Связать и в сумку.

– А потом?

– А наутро девятого числа прирежем и всё.

– Можно. Думаешь это интересно? Им же лет по девять…

– А сейчас узнаем, – солдат не глядя сунул автомат в руки стоящему рядом товарищу и подошёл к плачущей у тела мамы Куройнеко.

– Иди сюда, девочка…

– А с этой чего делать? – третий солдат всё ещё держал Акайнеко за алые волосы. – У неё действительно жар.

– За неделю она выздоровеет, но через неделю она мне нужна не будет. Кончай её, ещё заразит.

– Не надо, – Широйнеко метнулась к сестрёнке, но солдат уже отбросил в сторону её мёртвое тело со свёрнутой шеей. – Не надо, – огромные руки подняли её в воздух, на ходу срывая с неё рубашку.

Иван стоял на площади, сняв с головы шлем и жадно вдыхал ледяной, расшитый снежинками воздух открытым ртом. По его лицу текли слёзы.