Яцек Дукай - Irrehaare

Я прикрыл левый.

— И как? — давил он. — Различаешь?

— Не понимаю. — Меня и самого начинало раздражать постоянное возвращение к этому вопросу. — Я все вижу таким же самым.

Тот подозрительно глядел на меня. По-моему, он мне не верил.

— Иррехааре, идиот, Иррехааре. Что? Этого тоже не знаем?

Я не ответил. Сантана становился все более раздраженным.

— Не скажешь же ты, будто не помнишь даже момента слепачения?

— Чего? — слабым голосом спросил я.

Глаза Сантаны сделались мрачными. Он поднялся, метнул в сторону леса какое-то полено. Я тоже вскочил, из осторожности отступив на пару шагов. Тот гневно, чуть ли не обвиняюще, поглядел на меня.

— Выходит, что? — рявкнул он. — Для тебя это реальный мир? Тебе и вправду кажется, будто бы тот, кем себя видишь?

В моих глазах он должен был прочесть отчаяние, поэтому подавил свою злость, умолк.

— Сантана? — прошептал я.

Но он услышал.

— Мммм?

— Где я?

Ну, и он мне сказал.

— Знаешь, что такое прививка?

— Конечно, — кивнул я; каждое новое слово открывало у меня в голове очередную дверь. — Мозговой имплатант, считывающий и записывающий импульсы непосредственно в нервы коры мозга, дистанционно сопряженный с многофункциональной компьютерной системой; он применяется повсюду по причине…

— Можешь не декламировать полные определения, — раздраженно перебил меня он.

— Я говорю и сразу же вспоминаю, — объяснялся я. — Я же не помню, чего забыл.

Сантана вел меня по тенистому, парящему густому лесу, по тропке, видимой ему одному. Нас заносило то в песчаные яры, то в русла мелких проток, то в естественные просеки в дикой гуще деревьев. Я слышал голоса животных, краем глаза замечал их осторожные перемещения, всегда за толстым занавесом зелени.

— Так что ты должен знать, что прививка применяется еще и для слепацкой релаксации: блокирование всех чувств и построение, в соответствии с записанными в Аллаха алгоритмами, искусственных комплексов возбудителей, творящих новую реальность? Что? — неужто ты никогда не слыхал про виртуальных наркоманов, зависимых, слепаков, которые уже не могут жить вне выдуманных программистами миров, про целые кварталы, занятые валяющимися без сознания полутрупами, про нелегальные частные клиники, которые поддерживают их жизненные функции, про вампиров, которые из садистских побуждений, уничтожают им эти миры изнутри, про…

— Помню, помню! — Десятки дверей открывались, одни за другими, возвращалось знание настоящего; вот только прошлое, мое прошлое, все еще оставалось тайной. — Я знаю слова. Понятия не имею, где я их услышал, где и когда обо всем этом узнал. Но слова я знаю. Только слова.

Сантана послал мне через плечо взгляд искоса.

— Чтобы тебе все было ясно: я считаю, что ты врешь.

Эти его слова больно укололи меня, хотя, вроде бы, и не должны были.

— С этим ничего поделать не могу, — буркнул я в ответ. В мыслях все также продолжали крутиться образы моих отрезанных пальцев, перекатывающихся в густой крови по металлическому полу вертолета. Тело — это святое.

— Фирма программного обеспечения «Иррехааре», одна из компаний «Ицуи», — продолжил Сантана, — монополизировала рынок релаксационных программ для Аллаха; это миллиарды. Днем со свечой нужно искать такого человека, который хотя бы раз не попробовал усесться в кресле и перенестись в самое сердце джунглей в поход с доктором Ливингстоном, за пять минут рабочего перерыва провести ночь с прекраснейшей в мире женщиной. Именно таким образом мы сюда и попали. Все мы были на более или менее длительном слепачении в фантасмагорических странах Иррехааре, когда у Аллаха что-то там перещелкнуло в программе. Мы не можем выбраться отсюда, вновь обрести сознание, выйти из слепачения. У него все шарики зашли за ролики. У него появились проходы между различными видениями, по ним шастают какие-то вирусы, сам же Аллах взял на себя роль предназначения, судьбы, рока, Господа Бога. Мы пленены в собственных, управляемых компьютером мыслях.

Я понимал его слова, только не понимал их значения.

— То есть, как это, плененные в мыслях? Это значит…

Сантана остановился.

— Где ты находишься на самом деле — это знаешь только ты, я тебе сказать этого не смогу; наверняка лежишь в кровати у себя дома, в Пекине, Бейруте, Иоганнесбурге, Атланте или Москве. Не скажу я тебе и того, как ты на самом деле выглядишь; говоря по правде, я и сам уже подзабыл собственную внешность. Это тело, которое — посредством которого — я чувствую, это всего лишь выбранное мной для игры действующее лицо, из которого теперь я не могу освободиться. Короче, я мало чего могу тебе сказать; реальность миров Иррехааре изнутри верифицировать нельзя по самому принципу. Исключая, ясное дело, память.

— И сколько времени это уже длится?

— А я откуда могу знать? Время тоже является штукой относительной. Впрочем, не только в вертикалях — в отдельных мирах оно тоже течет иначе. Здесь — а это Канада перед нашествием белых — от момента замыкания прошло около четырехсот лет. В действительности же это может продолжаться неделю. Потому-то я и считал, будто ты ныряльщик; самое время, чтобы сюда выслали кого-нибудь, кто бы все раскрутил. А после замыкания никто новый в слепачество уже не вошел. Ты был первый.

— Кто такой Самурай?

Вздохнув, Сантана оперся о дерево; я видел толстенную, с мою руку, серую змею, лениво ползущую по ветке.

— Часть из наших предполагает, что все это произошло по его вине: все пошло наперекосяк с момента его вхождения. Скорее всего, он воспользовался какими-то хакерскими программами. Он создал для себя персонаж, не предусмотренный алгоритмами Иррехааре, явно нарушил сотни правил и принципов, выбрав для себя из реестров самые высокие показатели и коэффициенты. Это совершенно трахнутый тип, некий нереализовавшийся районный Сталин, который задумал приобрести для себя империю в электронном сне, потому что не был настолько умным, чтобы построить ее наяву. Только, говоря честно, никто понятия не имеет, каким же чудом он это совершил; это должен быть какой-то мегафокус…

— Вы ведете с ним войну?

Черный скривился.

— Теоретически, сейчас перемирие. Самурай овладел более чем десятком полных вертикалей. Не говоря уже о подчиненных лично ему игроках, в каждом из покоренных миров он имеет целые армии воинов-манекенов, там везде он абсолютный повелитель: Сёгун, Император, Президент, Карл Великий, Чингиз-хан, что хочешь. Не оборачивайся.

Это были индейцы из племени, которое считало Сантану неким великим шаманом; а что сделать, чтобы они думали о человеке, который — все время в одном и том же виде, не старея — посещает их каждые десять с лишним лет вот уже несколько веков, творит чудеса, и его никак не удается до конца убить. Неподвижные лица, темные волосы, собранные в хищные чубы; худощавые, покрытые мышцами тела. Они окружили нас, когда мы сердечно болтали в самом сердце дикой пущи. Стрелы на тетивах и готовые к удару копья — были нацелены, в основном, в меня. Сантана резко, высоко заскрежетал что-то по-ихнему. Те опустили оружие.