Пол Уиткавер - Вслед кувырком

– Нет смысла дальше ехать, – говорит она. – С тем же успехом можем повернуть домой.

– Нет!

И она не успевает ничего сказать, как Джек хватается за правый борт каноэ обеими руками и резко дергает, перебрасывая себя назад. Мир срывается с места и вертится кубарем.

Удивленный крик Джилли обрывается всплеском. Летя кувырком вслед, Джек видит миллиарды крошечных солнц, горящих на многогранном синем самоцвете бухты, потом холодный шлепок, поверхность дрожит – и он там.

Чем бы ни было это до воздействия войны, небрежения и времени, но сейчас острым глазам Чеглока, глядящим в неровной иллюминации вспышек молнии, предстает груда битого щебня, кирпича, стали и земли, покрытая густой растительностью: стволы карликовых сосен с искривленными ветвями, перепутанные лозы ползучих колючек, качающихся на ветру плетьми, бледные ночные цветы с лепестками, плещущими, как флаги, или повисшими, обмякшими, грязными, словно утонувшие москитыльки.

– Ты уверена, что это здесь? – спрашивает с сомнением Халцедон.

– Уверена. – Полярис шагает к запретительному барьеру. При ее подходе бешеное движение ползучих лоз, бьющихся друг о друга, как клубок разъяренных змей, сменяется гармоническим, грациозным покачиванием. Колючая завеса раздвигается, открывая темный проем, подобный устью пещеры.

Полярис входит, не останавливаясь, показывая остальным, чтобы шли за ней. Моряна оглядывается на Чеглока, пожимает плечами и входит. Халцедон следующий. Он идет, защищая Феникса сгорбленными плечами и не замечая колючек, которые царапают ему спину, плечи и руки, но никакому растению, кроме нож-травы, шкуру шахта не прорезать. Чеглок идет замыкающим, псионикой отбивая лианы, зная, что эти колючки могут содрать ему кожу до костей в считанные секунды. Войдя внутрь, он испытывает мгновенный приступ клаустрофобии, врожденное отвращение к замкнутым пространствам, общее для всех эйров. Но зато он хотя бы укрылся от бури.

Лианы за спиной снова сдвигаются, закрывая вход, превращаясь в яростное войско, мотающееся на ветру и дожде. Шум грозы становится далеким, приглушенным. Слышен запах влажной земли, мокрого кирпича, ржавого металла, гниющей органики. Ощущение – как будто влез в гробницу. Он пробирается вперед, гребень полностью развернут, глаза здесь бесполезны, но псионика настроена на все неравномерности и препятствия на пути влажного воздуха, и так он «видит» своих товарищей. Впрочем, это не ослабляет клаустрофобию – напротив, так он еще сильнее чувствует, что в этом узком пространстве едва есть место шевельнуть крыльями.

Полярис впереди зажигает люмен, освещая проход, где они стоят цепочкой. Стены и потолок состоят из камней, остатков кладки и слежавшейся земли, из которой торчат старые трубы, балки, кабели и корни деревьев. Вода капает с потолка и стен, стекает по слегка покатой почве, накапливаясь лужицами где может, в других местах растекаясь струйками. Тени тянутся и выворачиваются в сиянии люмена, будто темнота корчится, уворачиваясь от болезненного прикосновения света.

– Здесь ничего не трогать, – шепчет Полярис. – Дорога заминирована.

– Вот обрадовала, – бурчит Халцедон.

– Я получила доступ к ключам. Должны пройти без хлопот.

– Должны?

– Убежище давно не использовалось. Системы защиты могли деградировать или выйти из строя. Конечно, – и тут она озаряется ухмылкой, как будто это отличный розыгрыш, – вполне возможно, что и нормалы здесь поработали.

– Это да, – отвечает Халцедон. – А знаешь, может, стоило рискнуть остаться снаружи. Еще не поздно найти хорошую позицию до подхода нормалов. И устроить засаду на них.

– Это было бы самоубийство, – возражает Полярис.

– Она права, Халц, – добавляет Моряна. – Одно дело, если бы пришлось защищаться. Но атаковать? – Она качает головой, и по лицу ее, по шее перекатываются яркие оранжевые, синие, радужные круги. – Ты посмотри на нас: в таком виде мы даже от роя термантов не отобьемся.

– Ладно, ладно, – ворчит Халцедон. – Я просто подумал.

– Как там Фен? – спрашивает Чеглок в наступившем молчании.

– Все еще в отключке, но уже не такой горячий.

Псионика Чеглока это подтверждает.

– Может, он выжег всю инфекцию.

– Надеюсь, – говорит Халцедон. – Только чудно как-то. У него кожа другая стала на ощупь, тверже. – Он передвигает салмандера у себя на руках. – Видите, как одеревенел? Я будто статую держу.

– Это может быть работа селкомов, – говорит Полярис. – Когда организм серьезно поврежден, они образуют что-то вроде брони, как кокон.

– Если это все же не вирус, – предполагает Моряна. – Если инфекция не перешла в следующую стадию.

– Храни нас Шанс! – говорит Чеглок, рисуя в воздухе лемнискату. – Бедный Фен!

– Все будем бедные, если не доберемся до убежища, пока нормалы не взяли наш след, – напоминает Полярис.

Халцедон поднимает голову:

– Я думал, это и есть убежище.

– Только подход к нему, – говорит Полярис. – Нам еще идти и идти.

По мере того, как они спускаются, уровень воды становится выше, хотя Моряна расталкивает ее в стороны своей псионикой. Полярис иногда останавливается, будто соображает, куда идти, но Чеглок подозревает, что на самом деле это не нерешительность, а переговоры: взаимодействие через Сеть, позволяющее проходить все спрятанные защитные устройства, заграждающие путь. Обычно ничто не указывает на результат, просто Полярис идет дальше, не говоря ни слова. А иногда эффект виден: то, что казалось сплошной стеной или кучей щебня, мерцает и растворяется в воздухе или просто становится прозрачным, открывая проход, куда Полярис ведет их без колебаний. Однажды, уже пройдя, Чеглок оборачивается и видит препятствие на том же месте, где было, будто и не исчезало. И ему не без труда удается подавить желание дотронуться до этой иллюзии и проверить, такая ли уж она твердая, как кажется. Время от времени он мысленно призывает Мицара, но Невидимый не отвечает. Наверное, думает Чеглок, у него все силы уходят на то, чтобы контролировать Полярис и не дать ей понять, что она виртуализована.

Наконец они приходят к каменной стене, которая не исчезает и не становится прозрачной. На грубой поверхности только мелькает искорка, когда Полярис входит в нее и исчезает. На миг Чеглоку, идущему вслед за широкой каменной спиной Халцедона прямо в стену, кажется, что он замурован в камне, и он едва сдерживает вскрик ужаса. Но тут же выходит с другой стороны и разевает рот от удивления, оказавшись в круглом зале с гранитными стенами, где через правильные интервалы размещены двери. Чеглок насчитывает двенадцать – гладкие блоки серебристо-серого металла. На вид они очень старые, и вся комната выглядит старой, да и заброшенной, будто впервые за много сотен лет сюда кто-то пришел.