Тед Уильямс - Море серебрянного света

Ну и что? Он то, что ты хочешь – плохой парень. Конечно трудно найти парня хуже, чем он, и тебя это пугает. Но ты же не можешь идти по туго натянутой проволоке и, одновременно, пользоваться сетью. Иначе для чего вообще проволока? У него слегка чужие навыки общения? Не забывай, что он международный преступник. По меньшей мере с ним не скучно.

Руки и пальцы действовали сами по себе, без участия головы: хотя все модели разные, но после того, как ты соберешь несколько таких пластиковых револьверов-"невидимок", то сможешь делать это с закрытыми глазами. Он встала с коленей, села на кровать, вытрясла несколько керамических пуль из бутылки с витаминами и вставила их в магазин. Клик, клик, клик... как восемь младенцев в одну колыбель. Дети, револьверы, виртуальные миры, старик, собиравшийся стать египетским богом – ничего удивительного, что ее голова идет кругом.

Тебе нужны каникулы, Энвин. Длинные. Очень длинные.

Какое-то время она раздумывала, потом пересекла комнату и подошла к окну. Ссора внизу закончилась: быстрый взгляд через окно показал, что на улице никого нет. Она положила револьвер на среднюю полку кофейного шкафчика, под салфетки.

Мне нужно, чтобы случилось что-нибудь волнующее. И большое.

КРИСТАБЕЛЬ стояла, держа стакан в руке. Ее вторая рука лежала на водопроводном кране, но она не осмеливалась включить воду, хотя едва не плакала от жажды. Она злилась на себя за то, что захотела пить и для этого встала с кровати. И сейчас она должна стоять в темной ванной как испуганная мышка и слушать, как папа с мамой спорят в соседней комнате.

– ... Это зашло слишком далеко, Майк. Я не могу заставить тебя вернуться со мной домой, но я совершенно не собираюсь оставаться здесь с Кристабель и рисковать ее жизнью, пока все не закончится. У мамы мы будем в полной безопасности.

– Черт возьми, Кей! – Папочка говорил так громко и с такой болью, что стакан чуть не выпал из руки и не разбился о твердый пол ванной. – Неужели ты не видишь, что происходит?

– Конечно вижу. И поэтому любой, у которого есть хотя бы на дюйм здравого смысла скажет, что здесь не место для маленькой девочки. Майк, ты даже дал кому-то направить на нее револьвер! На нашу дочку!

Очень долго никто ничего не говорил. Кристабель, которая собиралась поставить стакан на пол, потому что рука уже начала болеть, оставалась где была, как в ужасной игре "Заморозь Шпиона".

Наконец папочка заговорил, тихо и испуганно. Он никогда не слышала, чтобы он говорил таким голосом – и ей немедленно захотелось убежать. – Знаешь, я никогда не слышал от тебя более ужасных слов. Неужели ты думаешь, что мне не снятся кошмары, каждую ночь? Я не брал ее на встречу с Рэмси. Ты разрешила ей пойти в туалет. И что я должен был делать?

– О, извини. Я действительно что-то не то сказала. – И мамочка говорила каким-то сумасшедшим голосом. – Но я страшно напугана, Майк. Я... я так себя чувствую, словами не скажешь. Я хочу забрать мою малышку отсюда и собираюсь это сделать. И мальчика я тоже заберу. Он, конечно, совсем дикий, но от этого не перестал быть ребенком и нуждаться в защите.

– Кейлин, ты слышишь меня? Если бы я думал, что есть такое место, где вам было бы безопасно, то немедленно отправил бы вас туда – мой бог, поверь мне! Но я сейчас здесь, и только потому, что Якубиан решил избавиться от меня при помощи обычного персонала базы. Если бы Рон не вытащил меня, ты бы вообще больше обо мне не услышала. Без вариантов.

– Ты так говоришь, чтобы я бы почувствовала себя лучше?

– Нет! Но очень много из того, что говорит Селларс – правда. Я тебе точно говорю – как они схватили меня, что говорил и делал генерал, это все воняет. Там не было ничего по закону – чистое похищение. Рон и Рэмси спасли мне жизнь – и только потому, что были там.

– И?

– И что будет, если эти люди опять придут за мной? Не заботясь ни о каких военных законах, быть может ночью – по видом грабителей. Неужели ты думаешь, что они первым делом не проверят дом матери моей жены? И, если меня там не будет, неужели они не решат, что ты и Кристабель великолепно подойдут на роль заложников? Это не бойскауты. И что твоя мама сможет сделать с ними? Напустить на них кошку? Или позвонить в чертов отряд самообороны, который она всегда насылает на детей со скейтбордами?

– Майк, успокойся. Это совсем не смешно.

– Да, совсем не смешно. Это ужасно, Кей. По меньшей мере пока вы обе здесь, я могу защитить вас. Мы можем ехать, все время, и Селларс постоянно делает так, что мы остаемся в тени. А если ты останешься в каком-то одном месте, даже не таком очевидном, как дом твоей матери, нам останется только надеяться, что они не найдут тебя.

– Ты говоришь так, как будто веришь в этот... заговор. Во все безумные рассказы Селларса.

– А ты? Попробуй объяснить Селларса. Или Якобиана с его маленькой комнатой в отеле и головорезами-телохранителями.

Кристабель слишком долго стояла в одном месте и точно знала, что заплачет, если не поставит стакан хоть куда-нибудь. Она поставила его на край умывальника и стала выискивать плоское место.

– Я не могу объяснить этого, Майк, и даже не буду пытаться. Я просто хочу, чтобы мой ребенок был как можно дальше от этого... безумия.

– Я тоже этого хочу, и как можно быстрее. Но я вижу только один путь...

Стакан пошатнулся и начал падать. Кристабель схватила его, но он выскользнул из пальцев и ударился о пол со таким звуком, как будто взорвался в сети. Мгновением позже в ванне зажегся свет, и в дверях возник отец, такой большой и злой, что Кристабель невольно отшатнулась, оступилась и начала падать. Отец прыгнул вперед и так сильно схватил ее за руку, что она взвизгнула, но не упала.

– Боже мой, что ты здесь делаешь? А! Господи Иисусе, здесь повсюду стекло!

– Майк, что происходит?

– Кристабель только что разбила стакан. И мне в ногу воткнулся кусок стекла величиной с нож. Господи Иисусе!

– Дорогая, что случилось? – Мамочка подняла ее и перенесла в комнату, в которой спорили родители. – Тебе приснилось что-то плохое?

– Я сейчас соберу все стекло, – сказал папа из ванны. – И ампутирую себе ступню, чтобы спасти ногу. Не имеет значения. – Он говорил злым голосом, но Кристабель немного успокоилась – это не та развод-злость, которую она слышала только что.

– Я... мне захотелось пить, И потом я услышала... – Она заколебалась, возможно лучше не говорить, но потом решила, что если рассказать мамочке правду, быть может все будет хорошо. – Я слышала, как вы спорили, и испугалась.

– О, дорогая, конечно. – Мама крепко обхватила ее и поцеловала в макушку. – Конечно. Но ты не должна бояться. Папа и я спорили, пытаясь решить, что надо делать. Обычные взрослые споры.