Тед Уильямс - Море серебрянного света

– Вы имеете в виду без ног, верно? – В ее словах был больше, чем намек на жалость к себе. Каллиопа почувствовала, как в ней опять забурлил гнев.

– Да, без ног. Но вы живы, верно? И у вас есть шанс, небольшой, подняться. Это больше, чем у большинства людей. И уж точно больше, чем у остальных женщин Дреда.

Какое-то мгновение Дульсинея Энвин глядела на нее с чем-то вроде ярости и Каллиопа приготовилась выслушать ругательства, но американка промолчала. Через мгновение ее лицо опустилось. – Да, – сказала она. – Вы правы. Будем считать, что мне повезло, верно?

– Чем раньше вы это поймете, тем лучше, – сказала Каллиопа. – Удачи, вот что я хочу вам пожелать. А теперь я должна идти.

Дульси кивнула и взяла стакан воды стакан воды со столика возле кровати, потом заколебалась. – Он действительно... ушел? – спросила она. – И не вернется назад? Вы уверены?

– Насколько можно быть уверенным в чем-либо. – Каллиопа попыталась сохранить голос профессионально-холодным. – Уже неделю ни одного знака – ни малейшего изменения, ничего. И его стерегут днем и ночью. Если он и проснется, то в тюрьме.

Дульси не сказала ничего. Трясущейся рукой она поднесла стакан ко рту, но не выпила.

– Простите, но мне действительно надо идти, – Каллиопа ухватилась за костыли. – Звоните мне, если будет нужна какая-нибудь помощь. Кстати, ваши виза продлена.

– Спасибо. – Дульси наконец сумела сделать глоток, и тут же поставила стакан обратно. – Спасибо... за все.

– Я только делала свою работу, – сказала Каллиопа и медленно пошла к двери.

Охранник узнал ее, но все равно заставил махнуть значком перед считывателем, прежде, чем пустил ее внутрь. Каллиопа молча одобрила. Тяжелая дверь звякнула, открываясь, и она вошла в вестибюль с односторонним окном. Охранник вошел вслед с ней и тщательно закрыл за собой дверь.

– Что-нибудь? – спросила она.

– Нет. Еще два врача сегодня. Ничего. Проверка рефлексов, расширение зрачков, все такое, вы же знаете. Если он и не мертв, это только технически. Его спокойно можно хоронить.

Мысль заставила ее содрогнуться от суеверного ужаса. Тогда мне пришлось бы стоять у могилы с серебряными пулями и острым колом. – Однажды он уже был мертв, – сказала она охраннику. – Не надо быть слишком самонадеянным. – Она подошла к окну и посмотрела внутрь через перекрестную штриховку усиливающей проволоки. Освещенная ярким светом, на тяжелой кровати лежала фигура, вокруг которой змеились провода, трубки и кожные датчики. В голове невольно вспыхнули жуткие картины – монстр Франкенштейна встает, срывает с себя ремни, рвет голыми руками провода... Глаза Дреда были чуть-чуть открыты, и пальцы, тоже, слегка согнуты. Она попыталась обмануть себя и увидеть какие-нибудь крошечные движения, но за исключением медленного сокращения и растяжения торса – результат работы автоматической системы поддержки дыхания и системы кровообращения – не было ничего.

Он не вернется, сказала она себе. Чтобы там не случилось с ним, заряд, доза, потеря данных, он где-то в другом месте – технически мертв, как сказал охранник. Ты можешь проходить сюда каждый день до конца жизни, Скоурос, и ничего не изменится. Он не встанет.

Достаточно странно, но легче ей не стало, не было того освобождения, в котором она так остро нуждалась. Ведь это значит, что он сбежал, подумала она. Через какое-то время она почувствовала боль в не долеченных мышцах спины, и только тогда сообразила, что ее пальцы слишком крепко ухватились за подоконник.

Он ушел слишком легко. Слишком. А должен был гореть в аду, стеная и плача. А теперь он проспит остаток своей жизни, и спокойно умрет.

Она опять покрепче ухватилась за костыли, бросила последний взгляд на спокойное, почти симпатичное лицо и медленно пошла к двери.

Жизнь продолжается, сказала она себе. Иногда все кончается таким образом. Вселенная – не детская сказка, где все в конце получают по заслугам .

Она вздохнула, надеясь, что Стэн нашел место для парковки поближе к двери. Ноги ужасно болели и срочно требовался стакан кофе.

ОН хотел спать, отчаянно хотел спать, но возможности не было. С того времени, как он спал в последний раз прошли дни, может быть недели. Он не помнил. Он даже не мог перевести дыхание, в горле першило, он дышал дымом.

Пожар. Пожар в буше. Они устроили пожар, чтобы выгнать меня из-за деревьев. На мгновение его наполнили такая злость и отчаяние, что ему захотелось остановиться и заорать в небо. Почему они не оставят его в покое? Дни, недели, месяцы – он сбился со счета. И сил больше нет.

Но он не сдастся – как бы им этого не хотелось. Он не даст страху победить себя. Такого никогда не было – и не будет.

Усики дыма бежали мимо него, извиваясь как жадные пальцы. Он уже слышал их крики, но не за собой, а слева, пронзительные крики, которые приносил пламенно-горячий ветер. Он устало заковылял через подлесок. Они гонят его из эвкалиптовых рощ назад, в пустые степи. И так темно – всегда! Где же солнце? Быть может рассвет загнал бы этих ужасных тварей в их тайные норы, и он бы мог отдохнуть.

Вечные сумерки, захотелось ему заорать , это нечестно . Но не успел в нем подняться гнев на чудовищную жестокость вселенной, как он услышал за собой знакомый кашляющий лай. Спотыкаясь, он выбежал из бесполезного укрытия в кустах на открытое место.

Поле серо-желтых камней, лежавшее перед ним, обещало безжалостно изрезать голые ноги, но выбора не было. Охота началась опять и он, покрытый потом и истощенный, спустился на солончак и мертвые земли.

Крики за спиной стали громче, нечеловеческие голоса вопили от радости, хрипло каркая, как вороны. Он посмотрел назад, хотя и знал, что не должен, что только слабнет, увидев их. Окруженные языками огня, они вынеслись из подлеска, из которого он только-то убежал, смеясь, хихикая и показывая на него пальцами, толпа кошмарных тварей из маминых сказок, некоторые животные, некоторые нет, но все чудовища, по виду и размерам. И только женщины и самки.

Его мать сама с лаем неслась перед стаей, Ведьма Сотворения Мира, всегда первая и самая жестокая из всех: блестящие глаза динго сверкают, волосатые челюсти динго широко открыты, красные внутренности ждут его. За ней бежала ведьма Сулавейо с острым копьем, как и шлюхи Мартина и Полли, каким-то образом сросшиеся вместе в каменноглазую безжалостную тварь. За ними, через дым, торопились остальные, злая стая мопадити , безымянные, почти безликие мертвецы. Но лица им были не нужны. У мертвых женщин было достаточно когтей и острых зубов, а их ноги могли бежать не уставая целую вечность.

Они охотились за ним, час за часом, день за днем, неделя за неделей. Они будут охотится за ним всегда.