Джеффри Томас - Панктаун

Две ночи спустя Тил через метель вернулся с рынка на углу и нашел Нимбус свернувшейся на своем пороге.

Она проснулась в его кровати. Осознала, что он раздевал ее… Но лишь для того, чтобы вымыть. Он одел ее в свою собственную чистую пижаму. Сперва она со своего рода усталым смирением предположила, что он занимался сексом с ее бессознательным телом. Но это было не так. Он лишь сидел на стуле рядом с кроватью и рисовал ее. И последующие дни он рисовал ее, как обнаженной, так и одетой, но ни разу не притронулся к ней. Ее любимым рисунком этого времени был образ ее спящего лица. Теперь этот портрет висел в рамке на стене. Даже несмотря на ее растрескавшиеся губы, в нем было мягкое очарование.

Тил отвел ее в лучшую клинику. Лечение, которое там прописали, сначала мало помогало, но отдых и нормальное питание позволили Нимбус потихоньку начать восстанавливаться. Крепчать. И на протяжении всего этого времени она была моделью Тила. Он делал ее скульптуры из «умного» металла, снимал ее на видео. Она была только счастлива благодарить его в такой манере. В конце концов, она отплатила за его доброту иначе. Тогда ей хотелось этого не меньше, чем ему.

К тому времени она уже рассказала ему о том, как ей приходилось жить. Он был озабочен, но не отвращен. А после их первого раза признался, что хотел близости все это время, однако стеснялся, чувствовал себя недостойным ее красоты. Нимбус рассмеялась, но была польщена. До встречи с ним и другие художники, и ее клиенты, между которыми она не проводила черту, воспевали ее красоту либо до, либо во время секса, но никогда — после.

И вот теперь они лежали в постели вместе, разгоряченные и тяжело дышащие. Пот сочился из них и сверкал на коже. Это был их пузырь безопасности и безвременья — теплая постель в теплом уголке огромного холодного города в огромном холодном пространстве-времени.

В дверь постучали. «Тил?» — позвал через нее его дядя. Домофона у них не было. Тил и Нимбус вскочили с кровати, чтобы снова влезть в свою спальную одежку, а потом Тил подошел к двери.

С его дядей в коридоре стоял мужчина в дорогом костюме, взглянувший на одеяние Тила с неодобрительной усмешкой, которую либо сам за собой не заметил, либо попросту не посчитал нужным скрыть. Тил оглядел себя и обнаружил, что эрекция все еще топорщит бугорком штаны, не говоря уже о маленьком влажном пятнышке на его вершине.

— Я из электрокомпании «Чейз Пауэр», мистер Тил, — сказал человек.

— Прости, Тил, — беспомощно начал его дядя, — я…

— Мистер Тил, наши полевые агенты обнаружили, что эта квартира подключена к электросети нелегально. Вы пользовались ресурсами керамического завода по соседству, и они не очень рады тому, что им приходилось платить за вас два прошлых года…

Тил осознал, что не отрываясь смотрит на булавку для галстука с двумя драгоценными камнями, которые обозначали положение этого человека в его управлении.

— Но сэр, все так и было еще до того, как я въехал…

— Пожалуйста, не лгите мне, мистер Тил. Вы живете в этой квартире три года. Согласно нашим записям, первый год вы имели с нами дело на законных основаниях, но были отключены за неуплату.

Тил поднял взгляд, который мог быть весьма тревожащим, когда его злили.

— Но я же в конце концов заплатил!

— В конце концов да. Но вы все еще должны нам за два предыдущих года, мистер Тил. Вместе с пеней — тысяча двести мьюнитов… Которые мы должны получить до конца этого месяца, если вы, конечно, желаете избежать судебных разбирательств.

— Послушайте…

— Нет, это вы послушайте, мистер Тил. Хотите бесплатного электричества — в тюрьме оно у вас будет. А нам нужно заниматься делами.

— Может, я смогу выплачивать постепенно?

— Вы не раз нарушали подобные соглашения. Одолжите деньги у друга, мистер Тил. Может, ваш дядя, утверждающий, что ничего не знал о преступной деятельности, ведомой в здании, которым он владеет и в котором живет, ссудит вам сколько-нибудь. Но если вы не доставите деньги в нашу контору до конца этого месяца, вы очень сильно пожалеете.

— Я уже очень сильно жалею. Жалею, что живу в одном мире с акулами-живоглотами вроде вас.

— Может, я и акула, мистер Тил, но и вам не стоило заплывать на глубину в чужой лодке, так ведь? Удачного дня. Мисс. — Мужчина полушутливо-полупохотливо улыбнулся Нимбус и кивнул ей. В ответ она вонзила в него зеленые кинжалы своих глаз.

Когда человек ушел, дядя Тила вернулся в одиночестве.

— Простите, детишки… Я попытался напустить дыму, но они тебя вычислили. Слушай… Я могу одолжить тебе пару сотен, но Рождество вычистило мои карманы, и я…

Тил вздохнул и поднял руку, чтобы его прервать.

— Не беспокойся. Что-нибудь… Я что-нибудь придумаю.

Нимбус сложила руки на груди и непроизвольно вздрогнула. У нее перед глазами встала картина прошлой зимы — строительство палаток из картонных коробок, навесов из грузовых поддонов. Но больше возвращения к прежней жизни ее пугала перспектива заключения Тила, чувствительной творческой души, в тюрьму, заполненную убийцами и насильниками. Ее шансы выжить на улице были намного выше…

Когда его дядя ушел, Нимбус сказала Тилу:

— Я сейчас схожу в «Пар» и спрошу, не возьмут ли меня официанткой.

— Нет, не пойдешь! У нас есть работа. Мы художники… Этим мы и должны заниматься! Ты потратишь себя на разливание кофе, с которым справится и тот, в ком нет ни капли таланта, и ничего не оставишь для своего искусства.

— Нам нужны деньги, Тил! В идеальном мире ни одному художнику не пришлось бы подавать кофе нигде, кроме собственной гостиной, но…

— По крайней мере, дождись этого шоу… Дождись и посмотри, сколько внимания я смогу привлечь к своей работе. Официанткой!.. С тем же успехом можно снова пойти на улицы…

Нимбус отвела глаза и мрачно пробормотала:

— Может, так и следует поступить.

Тил непроизвольно шагнул к ней, наставил на нее палец.

— Не смей этого говорить!

— Я просто хочу тебе помочь…

— Не причиняй мне боль, помогая мне! Я серьезно, Ним… Даже и не думай пойти на это снова — особенно ради меня!

— Господи боже мой, это же ты приравниваешь честную работу официантки к проституции. Нам сейчас не до мечтаний… Мы можем быть тоскующими идеалистами сколько угодно, но только после уплаты по чертовым счетам! Нам нужно иметь дело с реальностью.

— То есть нереалистично считать, что я могу продать свою работу? Ты это имеешь в виду? Ты не веришь в то, что, если бы тебя заметили, ты могла бы стать уважаемой артисткой? Бог с тобой, Нимбус. Не знаю, на что я больше злюсь… На недостаток твоей веры в меня или недостаток веры в себя саму.

Он всегда был так страстен, так убедителен. Если бы только Тил смог использовать свой язык, ум и руки, чтобы защититься от неприятностей, думала Нимбус. Но ведь и у нее были руки и разум. Они оба слишком долго спали в своей слишком уютной постели. И вот теперь — стук в их дверь… И автоуборщик, вымывающий мечты.