Arrow Deadly - Термит

Термит прижался губами к уху Анны и прошептал:

- Мы должны это сделать быстрее, чем выкипит вода.

А полотенца все падали и падали.

"Люди привыкают ко всему. Привыкают даже к аду, отчаянию и отсутствию надежды. В моем детстве никого не удивляли ни избиваемые беременные женщины, ни смерть двадцатилетних, ни курящие детсадовцы, ни одноклассницы-стриптизерши, ни нудная и бестолковая поножовщина у кабаков. И все они жили и смеялись, и радовались, и бездна в их душах хоть и смущала порой, но была привычной и терпимой. Человеку же из другого мира, такому как милый доктор Воленский эта привычная повседневность показалась бы медленной изощренной пыткой..."

Вечер из зловеще-депрессивного окончательно превратился в мирный. Телевизор тасовал кадры старого фильма, от чашек поднимался благоухающий бергамотом чай. Термит, расслабленный и удовлетворенный, сидел между двумя женщинами и думал о тепле, о сексе, о рождении и смерти. И о том, что знает, как Охотник поступит с Воленским.

15. Крылья

Овраг на окраине города - огромный, изогнутый, словно полое тело великого змея, - был одним из любимых мест шпаны, школьников и владельцев собак. Забавно, но этот достаточно разноплановый контингент уживался вполне мирно. Жертвы, конечно, бывали, но в основном среди групп своих. То юные бандиты устраивали поножовщину, то какой-нибудь прогульщик ломал ногу, упав с "тарзанки".

Самое большое количество трупов, однако, приходилось на самую малочисленную категорию - наркоманов. Место все-таки было открытое, поэтому долго тусоваться здесь они почти никогда не отваживались. Захаживали ширнуться по-быстрому среди кустов сирени и шиповника. Облюбованная ими площадка была усеяна пластиковыми шприцами. Заботливые хозяева Рексов и Джулек запрещали своим питомцам захаживать в наркоманский уголок, дабы не поранили лапы. Время от времени кому-нибудь из наркоманов продавали особо редкую дрянь, или кто-то дорывался до слишком большой дозы, или решал замутить коктейль из водочки и герыча. В итоге Рексы и Джульки начинали с интересом принюхиваться к волнующим запахам мертвечины, хозяева, ругаясь на чем свет стоит, вызывали ко всеобщему развлечению полицию, и мирная жизнь оврага продолжалась.

Это замечательное местечко не было безымянным - среди своих посетителей овраг был известен под звонким именем Спарнай. Так его называли в память о литовском ресторане, когда-то располагавшемся наверху.

Именно "на Спарнай" отправился Термит утром в субботу. Во внутреннем кармане его куртки лежал пенал со шприцом, заправленным только что приготовленной на кухне матрицей. В этот раз она была усовершенствована при помощи украденных в скриптории схем, по крайней мере Термит надеялся на это. Невозможно с уверенностью прогнозировать, как поведет себя самопальный препарат.

Моросил навязчивый дождь, и, выйдя из монопоезда, Термит надвинул на лоб капюшон черного плаща, а нижнюю часть лица замотал шарфом. Теперь разглядеть черты его лица было невозможно.

Он прошел мимо насупленных старых домов и ступил на узкую тропинку, которая вела по краю оврага. Под кроссовками чавкала липкая грязь. Навстречу ему бодро пробежала девочка-подросток в армейских сапогах и оранжевом плаще, влекомая мокрым лабрадором. Пес на ходу махнул хвостом и ткнулся Термиту в руку, а тот посвистел вслед парочке.

Спускаться по размытой глинистой тропе оказалось непросто. Термит хватался за мокрые кусты сирени и жимолости, но все равно пару раз едва не шлепнулся в грязь. Оказавшись на дне оврага, он быстро пошел вперед, к тому месту, которое находилось дальше всего от домов и сильно заросло шиповником и порослью молодых осин. В глубине этого городского леса возвышалась старая ива. Площадка под ней была утоптана, в центре чернело пятно кострища. Среди потухших углей и головешек валялись закопченные бутылки из-под пива.

Термит пересек площадку и оказался на берегу маленького пруда - или большой лужи. К темной воде склонились ветви ивы, роняя листья при каждом порыве ветра. В центре виднелся островок из автомобильных шин, возле берега валялся перекошенный остов детской коляски. За прудом буйно разросся шиповник; именно за его колючей стеной и находилась территория нариков. Термит прислушался и уловил невнятные голоса. Довольно хмыкнул и, развернувшись, полез на иву.

Это дерево было любимым игровым снарядом для подростков. К одной из ветвей привязали тарзанку, а засохший сук, выступающий в сторону пруда, представлял собой удобнейшее сиденье. Конечно, в ясные дни. Сейчас дерево намокло под дождем, и Термит весь перемазался зеленым и коричневым пока лез. Он устроился поудобнее на суку и взглянул поверх шиповника. Ветки местами загораживали обзор, но все же со своего наблюдательного пункта Термит мог легко наблюдать за собравшимися на той стороне пруда наркоманами.

Их было четверо, все худые и оборванные. Двое вяло разговаривали, двое сидели на корточках в прострации. Деталей разговора Термит отсюда слышать не мог, но решил, что и вида ему вполне хватит. Он обхватил сук ногами и приготовился долго и муторно наблюдать.

В голову лезли мысли, но почему-то не о предстоящей работе, даже не о ублюдке Воленском, а об Анне. Он вспоминал блеск ее глаз, запах ее тела, и повторял себе, что необходимо свести общение с этой женщиной к нулю. Это опасно для нее, а для него - втройне. Если кто-то и может почуять происходящие с ним подозрительные перемены, так это она.

Анна работала детектором лжи. Изо дня в день ей вкалывали слепки клиентов. Иногда преступников, иногда респектабельных военных и политиков, но чаще всего - корпоративных работников высшего уровня. Сначала им вводили матрицу и предлагали ответить на вопросы тестов, призванных утомить и запутать, а при удаче - проявить девиантность мышления. А потом Анне вкалывали порцию Ивана Ивановича или там Марии Петровны, и она методично рылась в образах, пытаясь выявить следы совершенных преступлений или склонность ко лжи и жестокости.

Анна никогда не покупала нано-короткометражки и редко смотрела трехмерные фильмы. Она предпочитала черно-белые старые ленты, лучше всего - немые.

Обычно она избегала общества, боясь, что из новых знакомых вдруг полезут явные сигналы того, что они успешно умудрялись скрывать от остальных людей: зависть, жестокость, вранье, похоть, алчность. Увы, распознавать скрытые хорошие черты она умела хуже, за такое ей не платили.

Однажды призналась, что в первую ночь их знакомства с самого начала увидела, как Термита буквально окружает аура одиночества и похоти. Ее слова - "я знаю, чего ты хочешь" - были констатацией факта.

Капли дождя касались желтых ивовых листьев, как пальцы музыканта - рояльных клавиш. Овраг заполняла музыка осеннего дня, полушепот-полушорох. Термит сидел на ветке, словно большая черная птица. Влажный холод уже проник за полимерную ткань плаща, напоминая об адском импульсе Нингена.