Роберт Силверберг - Подселенец

— Я капитан! — в изумлении воскликнул я. — Да.

— Как я могу…

— Они будут искать меня. Интеллекты, члены экипажа. Сама мысль о том, что какая-то матрица бродит на свободе, пугает их. Они хотят уничтожить меня. Но если их поиски окончатся неудачей, то через какое-то время они забудут обо мне. Подумают, что я сбежала в пространство или еще что-нибудь произошло. И если я вселюсь в тебя, никто меня не найдет.

— На мне лежит ответственность за…

— Пожалуйста, — просила она. — Я могла бы обратиться и к кому-то другому, но чувствую, что ты мне очень близок. Пожалуйста. Пожалуйста.

— Очень близок? Я?

— Ты несчастлив. Ты не можешь найти свое место — ни здесь, ни где-либо еще. Тебе даже труднее, чем мне на Канзасе-четыре. Я ощутила это, едва прикоснувшись к твоему сознанию. Ты новый капитан. И остальные на борту только и делают, что вставляют тебе палки в колеса. Какое тебе дело до них? Спаси меня. У тебя гораздо больше общего со мной, чем с ними. Пожалуйста. Ты ведь не позволишь им просто уничтожить меня? Я так молода. У меня и в мыслях не было причинить кому-то вред. Я лишь хотел, а добраться до Кул-де-Сакаи получить новое тело. Начать жизнь с нуля, в первый раз. Ты поможешь мне?

— С какой стати ты спрашиваешь разрешения? Ты ведь можешь, если захочешь, войти через мой разъем.

— Тот человек умер.

— Он был в отключенном состоянии. Он погиб не потому, что ты вошла в него. От внезапного сильного испуга он начал метаться и разбил свой футляр.

— Все равно, — сказала Вокс. — Против воли «хозяина» я больше не буду ни в кого входить. Скажи, что разрешаешь, или я не войду.

Я молчал.

— Ты поможешь мне? — спросила она.

— Входи, — ответил я.

Это было похоже на любое другое подключение: электрохимическая связь двух сознаний через гнездо, имплантированное у основания позвоночника. Так могут сделать два любых человека, желающие установить контакт. С одной разницей — подключения как такового не было. Мы обошлись без этой сложной волынки: сверка полос пропускания и напряжений, подбор преобразователя-адаптера. Вокс просто приспособила свой потенциал к моему. Я на миг ощутил что-то острое — и она уже была во мне.

— Дыши, — сказала она. — Дыши глубоко. Во всю силу легких. Потри руки друг о друга. Дотронься до щеки. Почеши за левым ухом. Пожалуйста. Пожалуйста. Я так давно ничего не чувствовала!

Ее голос звучал так же, как прежде, — реальный и одновременно воображаемый. Он не имел телесной основы, и потому не было напряженности тембра и ощущения, что его создают вибрации голосовых связок. Тем не менее, в некоторых существенных аспектах он звучал ясно, твердо и вполне материально — настоящий голос во всех отношениях, кроме одного: он не исходил из чьих-то уст. Полагаю, пока она была снаружи, ей приходилось распространять какую-то часть себя в мою нервную систему, чтобы создавать такой эффект. Теперь в этом необходимости не было, но я по-прежнему воспринимал ее голос, как возникающий где-то вне меня, хотя сейчас она находилась внутри.

Она забросала меня просьбами.

— Выпей воды. Съешь что-нибудь. Можешь похрустеть костяшками пальцев? Давай, ох, пожалуйста! Мне так многое хочется почувствовать. У тебя тут есть музыка? Давай послушаем музыку! Что-нибудь по-настоящему громкое, чтобы оглушало.

Я выполнял все ее желания. Постепенно она угомонилась.

Сам я испытывал странное спокойствие. Не было никаких конкретных проявлений ее присутствия внутри меня — ни особого давления в черепе, ни скольжения вдоль позвоночника. Потоки наших мыслей не смешивались. Вокс никаким образом не могла контролировать мои движения и вообще тело. В этих отношениях наш контакт носил менее интимный характер, чем когда люди соединяются через обычное подключение. Таков, как я вскоре осознал, был ее выбор. Мы вряд ли надолго сможем остаться так тщательно отделенными друг от друга.

— Теперь тебе лучше? — спросил я.

— Я думала, что сойду с ума, если не почувствую хоть что-нибудь.

— Теперь ты почувствовала?

— Да — через тебя. Когда ты к чему-то прикасаешься, как бы прикасаюсь и я.

— Ты же понимаешь, я не смогу прятать тебя долго. Они отстранят меня от командования, если узнают, что я укрываю беглянку. Или сделают что-нибудь похуже.

— Не разговаривай со мной вслух, — сказала она.

— Не понимаю.

— Просто думай. У нас с тобой сейчас общая нервная система.

— Ты можешь читать мои мысли? — по-прежнему вслух спросил я.

— Вообще-то нет. Я не подключена к высшим мозговым центрам. Но я ловлю двигательные, сенсорные сигналы. И могу слышать твои мысли — если ты хочешь, чтобы я их слышала. Примерно так бывает в контакте. Ты бывал с кем-нибудь в контакте?

— Время от времени.

— Тогда ты понимаешь. Просто открой для меня канал. Ты не можешь расхаживать по кораблю, вслух разговаривая с кем-то невидимым. Посылай мне мысль. Это нетрудно.

— Вроде вот этого?

Я отчетливо представил себе некий пакет вербальной информации, скользящий по каналам моего сознания.

— Видишь? У тебя получается!

— Все равно, — сказал я. — Ты не сможешь долго оставаться со мной. Пойми.

Она засмеялась — без сомнений, это был смех, пусть и беззвучный.

— Ты говоришь так серьезно. Спорю, ты до сих пор сам удивляешься, как согласился впустить меня.

— Точно. Скажи, ты действительно рассчитывала, что я соглашусь?

— Конечно. С первого мгновения. По сути, ты добрый человек.

— Неужели, Вокс?

— Конечно. Позволь себе быть таким. — Снова безмолвный смех. — Я даже не знаю, как тебя зовут. Подумать только! Я в твоей голове — и не знаю, как тебя зовут.

— Адам.

— Очень милое имя. Земное?

— Древнее земное имя, да. Очень древнее.

— Значит, ты с Земли?

— Нет. Правда, иногда мне кажется, что все мы с Земли.

— Откуда же ты?

— Я не в настроении говорить об этом, — ответил я. Она задумалась.

— Ты так сильно ненавидишь мир, в котором вырос?

— Пожалуйста, Вокс…

— Конечно, ты его ненавидишь. Как я ненавидела Канзас-четыре. В этом мы похожи, ты и я. И не только в этом. Ты осторожен, я импульсивна, вот и вся разница. Вот почему мы так подходим друг другу. Я рада, что я с тобой, Адам. Ты же не прогонишь меня? Мы принадлежим друг другу. И ты позволишь мне остаться с тобой до Кул-де-Сака. Уверена, ты позволишь.

— Может, позволю, а может, и нет. Я сам не знал, как поступлю.

— Ох, ты позволишь, Адам. Я уже знаю тебя лучше, чем ты сам знаешь себя.

Вот так все начиналось. Я оказался в некоей новой реальности за пределами укоренившегося представления о себе. Это было настолько за гранью моих понятий о приличествующем поведении, что я даже не мог поражаться содеянному. Я впустил ее в себя — вот что я сделал. У меня в голове поселилось чужое существо. Она обратилась ко мне с просьбой, и я впустил ее. Как будто ее безрассудство оказалось заразно. И хотя я не собирался прятать ее дольше, чем это необходимо, я уже понимал, что не выгоню ее, пока она не окажется в полной безопасности.