Тед Уильямс - Море серебряного света

— Простить? — Она высвободилась и осторожно уселась. — За что я должна тебя простить?

— За все. — Он махнул рукой и экран опустел. — За все те глупости, который сделал. — Он нашел платок и яростно высморкался. — Ты всегда говорила мне о тех глупостях, которые я делал, моя девочка. Неужели ты не помнишь?

Что немного выпрямилось в ней.

— Да, я помню. Но все мы делаем ошибки, папа. — Она нервно вздохнула. — Покажи мне твою руку.

— Видишь? Собака почти отгрызла ее. Теперь меня можно называть одноруким Джозефом. — Он с гордостью показывал свои раны. — Пыталась отгрызть мне шею, тоже. Держу пари, что тебе очень повезло — ты была в том баке.

— Да, пап. В полной безопасности в баке.

Он что-то услышал в ее тоне и улыбка удовлетворения погасла.

— Я прекрасно знаю, что все это было не так. Я просто пошутил.

— Я знаю, папа.

— Видела Стивена?

— Сегодня нет — но собираюсь увидеть его сразу после тебя. Я вернусь и расскажу, если будут… какие-нибудь изменения. — Вид маленького тела брата, сморщенного и пустого, украл большую част радости от возвращения в настоящий мир.

Джозеф медленно кивнул головой. Последовало долгое молчание, потом он спросил:

— А этот твой мужчина, где он?

Рени подавила раздражение. И почему мужчины всегда спрашивают это? Можно подумать, им очень надо знать, под чьей защитой она находится — быть может чтобы передать кому-то ответственность за нее.

— Он в полном порядке, папа. Я увижусь с ним сегодня, но позже. Мы собираемся поискать квартиру. На моем банковском счету еще кое-что осталось. И, я надеюсь, что смогу опять получить старую работу — хочу позвонить в офис ректора и, быть может, кто-нибудь из них смотрит сетевые новости.

Он кивнул, со странным выражением на лице.

— Тогда вот почему я здесь? Чтобы ты могла искать место с твоим новым мужчиной?

Рени потребовалась пара ударов сердца для того, чтобы понять его слова.

— Ты думаешь?.. О, пап, я оставила тебя здесь только потому, что тебе некуда идти. !Ксаббу и я провели ночь в меблированных комнатах, которые он снимает, и спали прямо на полу. — Несмотря на всю свою печаль, она слегка улыбнулась. Хозяйка не разрешила нам спать в его комнате, потому что мы не женаты.

— И?

— И ты конечно будешь жить с нами, — сказала она, хотя, сказав, почувствовала тяжесть и злость. — Я не оставлю тебя на улице. Мы семья. — Она бросила взгляд на время, отображаемое уголке темного экрана. — Мне надо идти. — Она встала, потом вспомнила о пакете, который держала в руке. — Я… я принесла тебе кое-что.

Он прижал пакет к груди и открыл здоровой рукой. Потом поднял бутылку в воздух и долго глядел на нее.

— Я знаю, что это не твое любимое, — сказала она, — но в магазине мне сказали, что это хорошее вино. И я подумала, что ты захочешь выпить что-нибудь подходящее — чтобы отпраздновать. — Она оглянулась. — Не думаю, что тебе разрешают такое пить, поэтому тебе лучше спрятать ее.

Он все еще глядел на бутылку. Потом посмотрел на нее, и она почувствовала себя немного неуютно.

— Спасибо тебе, — сказал он. — Но, знаешь, я не хочу пить ее здесь. Может быть, когда я выйду. — Он улыбнулся, и она опять поразилась, как странно он выглядит: старым, костлявым и… очистившимся. Как камень в ветреной долине. — Когда ты найдешь новое место. Вот тогда и отпразднуем. — Он протянул пакет обратно.

— Ты… ты не хочешь?

— Сначала выйду отсюда, — сказал он. — Я же не хочу неприятностей, верно? Иначе они продержат меня здесь еще дольше.

Ей понадобилось время, чтобы запихнуть бутылку обратно в пакет. Закончив, она встала и заколебалась, сражаясь с желанием идти прямо к двери, чтобы избежать смущения, трудных чувств и дать делам идти своим чередом. И только посмотрев на него и увидев, как он посмотрел на нее в ответ, она поняла, что хочет сделать.

Он наклонилась, опять поцеловала его щеку, потом крепко обняла за шею.

— Папа, я приду завтра. Обещаю.

Он откашлялся, и она выпрямилась.

— Мы можем сделать лучше, ты и я. Ты знаешь, что я люблю тебя, ребенок. Ты же знаешь, да?

Она кивнула.

— Я знаю. — Говорить было трудно. — Мы сделаем лучше.

В комнате ожидания детского отделения !Ксаббу не было. Рени слегка удивилась — обычно он не опаздывал — но в голове крутилось столько всего, что она не стала даже думать об этом, оставила ему сообщение в приемной и пошла к Стивену.

!Ксаббу спал на стуле, стоящим в ногах кровати: голова откинута назад, руки на коленях в таком положении, как будто он держал и освободил что-то летающее. Ей стало стыдно. Да, она устала и плохо себя чувствует, но насколько сильнее устал !Ксаббу, который столько времени держал чертову связь с Иным? «Не нужно было тащить его сюда, к маленькому несчастному дурачку». На мгновение сердце в груди замерло.

«Но это наш несчастный маленький дурачок,— напомнила она себе.— Это что-то, верно?»

Она нежно погладила его руку и подошла к телу брата. Маленькие руки Стивена были все еще прижаты к груди, как у богомола, из-под тонкого больничного одеяла виднелось худое тело, кожа да кости, а глаза…

Глаза были открыты.

— Стивен? — Она почти кричала. — Стивен!

Он не пошевелился, но его глаза следили за ней, когда она наклонилась к нему. Она осторожно взяла в руки его голову, такую хрупкую.

— Стивен, ты меня слышишь? Это я, Рени. — И все это время внутренний голос нашептывал ей: «Это ничего не значит, такое случается, они открывают глаза, на самом деле он не…»

!Ксаббу, разбуженный ее голосом, зашевелился. Он сел прямее, хотя, казалось, еще не совсем проснулся.

— Я видел сон, — прошептал он. — Я был медоуказчиком… маленькой птичкой. И я вел… Тут его глаза наконец открылись. — Рени? Что происходит?

Но Рени уже метнулась к двери, громко зовя няню.

Доктор Чандхар отняла руку от пульса на шее Стивена, но она все еще держала одну из его маленьких костлявых рук в своей.

— Признаки… достаточно хорошие, — сказала она, улыбка на ее лице полностью противоречила осторожным профессиональным словам. — Безусловное улучшение, первое с того времени, как он попал сюда.

— Что это значит? — спросила Рени. — Он выходит из комы? — Она наклонилась и опять взглянула на Стивена. Точно, в глубине его коричневых глаз мелькнуло узнавание — совершенно точно!

— Да, надеюсь, что да, — сказала врач. — Но он был в коме очень долго. Пожалуйста выслушайте меня, мисс Сулавейо. Не надо слишком надеяться — процесс полного восстановления может оказаться очень долгим. Возможно он просыпается, но не исключено, что мозг может оказаться поврежденным.

— Я здесь, — твердо сказала Рени брату. — Ты можешь видеть меня, верно? И можешь слышать. Пришло время возвращаться к нам. Мы ждем тебя. — Она выпрямилась. — Я должна сказать отцу.