Тед Уильямс - Море серебряного света

«Может быть ей пришлось уйти из-за того, кто шел по ее следам».

Она упорно шла из ничего в что-то , и, когда свет поменялся, из бездонного серого стал переливающимся и ярким, как ртуть, она поняла, что должна почувствовать возбуждение, радость, может быть освобождение. Ради этого непонятно что она останавливалась каждые несколько сот ярдов и махала зажигалкой, как посохом лозоискателя. Мир менялся, становился более материальным, и она должна была бы торжествовать, но вместо этого двигалась все медленнее и медленнее, как будто несла на себе тяжелую ношу.

Все дело в том, что в этом месте нет никакого смысла.

«И я не слишком хорошо справляюсь с такими делами». Она оглянулась назад и посмотрела на Рикардо Клемента, который шел по неровной земле, если, конечно, можно назвать ходьбой то, что он делал: ставил одну ногу перед другой как заведенный автомат, который движется до тех пор, пока не выйдет на край пропасти и не упадет вниз, по-прежнему перебирая ногами.

«Как мой отец». То, что он делал, не имело смысла — саморазрушительное скольжение в алкоголь и депрессию. Да, его жена умерла. Да, это ужасно. Но его жена была матерью Рени, а Рени сумела пережить то, что случилось и каждый день делать то, что необходимо. И это имело смысл. Сдаться, медленно гнить, нет. Смерть все равно возьмет тебя, и кто знает, что будет потом? Лучше сражаться.

Но, похоже, некоторые люди не в состоянии.

«Отец так бы и поступил, подумала она. Даже не стал бы пытаться что-то сделать. Лег бы на землю и стал ждать, пока мир вокруг него не изменится». Она ненавидела свою мысль, она ненавидела свою резкость.

Когда она в первый раз остановилась отдохнуть, примерно через час ходьбы, Клемент подошел к ней и остановился, настолько похожий на автомат, что поначалу она даже не взглянула на него — в ее воображении он был чем-то вроде микроволновой печи, которая закончила работу и остановилась.

— Скажи мне, — сказал Клемент болезненно-механическим голосом. — Почему… это так важно, вверх и вниз?

— Что?

Он механически махнул рукой, быть может указывая на собственное тело, или на появляющуюся на фоне серебряного неба землю.

— Для чего… это? Вверх и вниз?

Она обнаружила, что не может вынести то, что билось за его безумным взглядом, пойманное в ловушку, потерявшееся.

— Я не знаю, о чем ты говоришь. — Она отвернулась от него и опять пошла вперед. Но Клемент, казалось, прирос к одному месту. Наконец, когда Рени уже собиралась остановиться, он пошатнулся и пошел за ней, как если бы старался идти в точности по ее следам. Она покачала головой. Возможно часть его самого еще сохранилась, но, даже так, это не делало его приятным собеседником.

Что же это за место? Жонглер сказал, что это не часть его сети, но как такое возможно? Это же не магия. Должно быть какое-то объяснение.

Что-то мокро зашуршало недалеко от нее. Рени забралась на полупрозрачный пригорок, с интересом заметив, как много меняется, когда можно двигаться не только строго горизонтально, и увидела мерцающую линию, которая выглядела менее материальной, чем то, что лежало по обе стороны от нее.

«Река ,— подумала она.— Может ли это быть рекой ?»

Она подождала, пока не убедилась, что Клемент может видеть ее, потом спустилась на берег реки. Теперь у нее есть направление — вверх по течению, что бы это не означало. Она знала, что !Ксаббу поступил бы точно так же, если бы был впереди ее, а значит шансы на встречу существенно возросли. Мысль подняла настроение.

«Пускай здесь ничего не имеет смысла, подумала она, но по меньшей мере есть люди, которых ты любишь и которым ты нужна».

Но если этот бессмысленный мир придумал Иной, что же все это означает? Конструкция в сети, которая не является частью сети? И почему она чем-то напоминает реальность — есть холмы, и небо, как в Лоскутном Одеяле, и даже река? Быть может операционная система работает с некоторым странным понятием, что людям надо человеческое место? Но для чего операционной системе вообще нужны люди?

Долина реки, чем дальше, тем больше, начала походить на настоящую долину в настоящем мире, с травой, камнями и даже несколькими кипами деревьев. Небо, все эти дни остававшееся белым, как недоделанный уровень в ВР системе, стало приобретать глубину, хотя и оставалось мрачным и рассеивавшим свет, как будто весь этот призрачный мир находился внутри гигантской жемчужины.

«А что если !Ксаббу не впереди меня,— внезапно подумала она.— Что если он потерялся в серости, в конце концов у него и Сэм нет зажигалки, как у меня. Тогда я должна остановиться и немного подождать их. Но что, если они впереди?» Она подумала о том, что стоит оставить знак из палок или стеклянно-чистых тростников, росших вдоль берега реки, но, с другой стороны, те, кто может быть идут за ней, все равно не обратят внимание на любую конструкцию, сделанную из этих материалов — это все равно, что пытаться увидеть тающий лед в стакане воды. Она должна подождать, пока вещи вокруг станут более материальными. Вот тогда она сможет написать палками что-нибудь в таком роде — « Помогите! Я Пленник Моего Собственного Разочарования» . Или, быть может, « Разыскивается, Больше Реальности» .

Она уселась на то, что было — или однажды будет — стволом дерева, давая Клементу возможность догнать ее. Призрачные деревья колыхались вокруг нее под неощущаемым ветром, совершенно бесшумно, даже листья не шуршали, касаясь друг друга.

Прошло примерно четверть часа, Клемент так и не появился.

Недовольно ворча, Рени поднялась на высоких пригорок и оглядела скругленную землю, которую только что пересекла. Ничего, не малейшего следа, а ведь спрятаться в сером пространстве совершенно невозможно. Она грубо выругалась — не потому что боялась за него или ей не хватало его общества, но потому что чувствовала себя ответственной за него и еще потому, что разрешила беззаботности завладеть собой. Подождав достаточно долго на вершине, она спустилась вниз и отправилась к тем самым деревьям, где сидела и ждала его.

«Я должна отметить место, решила она. Даже если я не пойду искать его, я должна дать знать !Ксаббу и остальным, что была здесь». Но оставалась задача, как это сделать. Думая, она рассеянно теребила скудную одежду, надетую на себя — чем более реальным казался ландшафт, тем более раздетой она себя чувствовала — и внезапно поняла, как ей объявить друзьям о себе.

Завязав клочок бледной материи на тонком суке, далеко торчавшем из гущи тенистых соседей, она подумала, что если бы она должна была сделать это еще несколько раз, то очень скоро осталась бы голой, и тут что-то задвигалось в ветвях прямо у нее над головой. Удивленная, она отпрыгнула назад.