Михаэль Драу - Генму

Найт вдруг осёкся, поняв, что его речь стала похожей на простую болтовню, как будто он объяснял что-то неосведомлённому приятелю, а не отвечал на экзамене одному из самых уважаемых преподавателей в Академии.

— Простите, господин учитель. Вы и так это, конечно же, знаете, я забылся…

— Всё в порядке, — похлопал господин Миккейн Найта по плечу. — Мне важно, чтобы и вы это знали. Однако как вы могли бы объяснить такое сходство диалекта жителей Юрал Исленда, Руссии и Шамбалы?

— Ну, с Юрал Ислендом и Руссией понятно… А Шамбала… Шамбала — это ведь тоже остатки России, если можно так выразиться. Было две основные волны миграции — одна на Дальний Восток, а другая — строго на юг, через обезлюдившие Монголию и Китай, до самых Гималаев, — Найт схватил стилус и принялся чертить на экранчике, вмонтированном в парту, схематическое изображение Империи и прилегающих государств. — Вот так они шли. Потом вот тут осели, в Гималаях. А страну так назвали, потому что… Ну как бы считается, что в этих местах давным-давно располагалась мистическая страна Шамбала. Хотя на древней тибетской карте, о которой сохранились только отрывочные сведения, изображена реально существовавшая страна. Тогда этой страной правило древнее государство Сирия. Сирия по-персидски будет Шам, а слово «боло» означает «верх». Следовательно, Шамбала может переводиться как «господство Сирии». Ну, как бы то ни было, не известно доподлинно, что там было в такую далёкую древность. Сейчас толком XXI век раскопать-то не могут. А если рассматривать Шамбалу как мифическое государство, то можно понять руссийцев, почему они решили так назвать своё новое государство. У них было верование в какую-то белую воду… или страну белых вод, или что-то такое…

— Беловодье, — негромко подсказал учитель.

— Да, Беловодье, — кивнул Найт, не сбившись, — и это Беловодье по многим показателям тождественно Шамбале. Ещё там вроде бы зародилось поклонение огню, а во времена ядерной зимы это было ох как актуально! А ещё Шамбала — это такое место, где по преданиям нашли пристанище последние представители какой-то очень-преочень древней исчезнувшей цивилизации. И ещё Шамбала — место обитания Великих Учителей, продвигающих эволюцию человечества. Если учесть, что на Дальний Восток переселилась в основном милитаризированная часть выживших, а в Шамбалу предприняли поход более миролюбиво настроенные учёные, генетики, математики и программисты, то всё вполне логично.

Найт подпёр голову руками и мечтательно посмотрел в потолок.

— Руссийцы, наверное, были очень романтичным народом…

— Русские, — негромко поправил господин Миккейн, до того сохранявший полное молчание.

— А? — встрепенулся Найт.

— Они назывались русскими, — повторил историк, мягко улыбаясь. — Те, кто «были». Руссийцы преспокойно обитают сейчас в дальневосточной тайге и, уверяю вас, это очень воинственный и суровый народ… Однако вынужден сообщить, что наше время истекло.

На лице Найта на мгновение отразился испуг. Казалось, ещё больше побледнеть альбинос не может, но он смог.

— Я с огромным удовольствием ставлю вам высший балл, — господин Миккейн поднялся, и Найт медленно встал со скамьи, до конца не веря в только что услышанное.

— Вы приятно поразили меня, юноша, — историк пожал руку мальчику, серьёзно глядя ему в глаза. — Ваши познания и свободное оперирование информацией не могут не восхищать. Я, право, удивлён вашим выбором Боевого отделения. Вы не думали перевестись на Управление? Пока не поздно, пока вас не начали… гм… вшивать.

— Я… я… — Найт растерялся, его ладошка в большой тёплой пятерне учителя похолодела и обмякла. — Я просто… не могу. То есть я уже решил. И пойду до конца.

«Нельзя разочаровать отца», — билась мысль в такт пульсу.

Господин Миккейн вздохнул, опустив глаза, и на его лбу обозначилось несколько морщин.

— Что ж, жаль. Ваш удивительный живой ум нашёл бы себе лучшее применение на отделении Управления. Вероятно, если бы вы стали его выпускником и затем построили карьеру политика, то этот мир исправился бы в лучшую сторону.

Он убрал руку, и мальчик вытянулся в струнку.

— Вы можете идти, Найт, — улыбнулся господин Миккейн. — Вы заслужили самые искренние мои похвалы.

Найт склонил голову в почтении, как того требовали правила поведения, и направился к выходу из аудитории.

— Впрочем, я мог бы предложить вам продолжить нашу беседу о романтичности того или иного народа, а также о причинах выбора названия того или иного государства, — донёсся до него голос учителя. — Возможно, у вас возникнут какие-то вопросы, и я с большим удовольствием отвечу на них.

Найт развернулся.

— У меня уже есть один вопрос, господин учитель, — чуть неуверенно начал он.

— Что ж, спрашивайте, — с готовностью кивнул историк.

— Только вы не обижайтесь. Я вовсе не хочу вас оскорбить… А зачем вы составили тест из таких заковыристых вопросов? Ну, то есть на которые в учебниках и в Сети нет однозначного ответа. И приходится думать.

— Вы сами и ответили на свой вопрос, юноша. Эти вопросы должны были заставить вас думать.

Найт кивнул. Потом широко и открыто улыбнулся и вприпрыжку выскочил из аудитории.

На каникулы, длившиеся всего месяц, мальчиков из хороших семей забирали домой. Те, кто через две-три недели после рождения оказывался в специальных «инкубаторах» и проводил там следующие три года своей жизни, оставались в общежитиях Академии. На время каникул режим смягчался; мнемотеки, спортзалы, бассейны, лаборатории, тиры, видеозалы и прочие заведения, в которых можно весело и с пользой провести время, были открыты круглосуточно. Для старших курсантов отменялся комендантский час, и порой общежития и спальни будущих выпускников оглашались пьяными воплями и грохотом музыки до самого утра. Младшие мальчики могли гулять по городу, сколько им вздумается, но обязаны были возвращаться к отбою.

В пятом блоке Боевого отделения, как, впрочем, и в остальных его блоках, почти все мальчики остались на каникулы в Академии.

Чаще всего «в киборги» шли неблагополучные дети. Мало какому жителю Империи, который обладал прекрасной генетикой и деньгами, позволяющими приобрести женщину и произвести на свет потомство, нравилась перспектива увидеть своего долгожданного и обласканного сына полумеханическим воином, обречённым если не на смерть в бою, то на жуткое и загадочное исчезновение с лица земли ровно в сорок пять лет. Кроме того, киборгам никогда не выдавали разрешения на репродукцию: слишком уж сильно били по генам и здоровью многочисленные вшивки и различные инъекции, которые к этим самым вшивкам и подготавливали растущий организм. Видеть в своём сыне окончание своего рода претило любому «генетически годному», или генго. Даже многодетные отцы предпочитали пристроить всех своих сыновей на какие-нибудь иные отделения Академии, словно чумы избегая Боевого.