Михаэль Драу - Генму

— Пока есть я, — сказал как-то Бофи, — моей девочке ничто не угрожает.

С этими словами он по-хозяйски положил руку Найту на талию. Найт напрягся и аккуратно убрал с себя его ладонь.

Но однажды что-то изменилось. Биффант как будто заболел. Он осунулся, ходил бледный, шаркая ногами, взгляд его потух. На регулярных медосмотрах, впрочем, не выявляли никаких болезней. Найт однажды попытался поговорить с Биффантом, но тот оттолкнул его от себя и, заплакав, убежал.

За всеми этими странностями мало кто заметил, что Грайд теперь ведёт себя гораздо спокойнее, вальяжно разгуливает по спальне и сурово поглядывает на первокурсников.

Однажды Найт случайно увидел, как на перемене между лекциями Бофи что-то выговаривал Грайду, а тот со скучающим видом глядел в потолок и даже демонстративно позёвывал.

Найта беспокоили странности с Биффантом.

Он еще раз решился поговорить с ним. Но мальчик лишь огрызнулся и, развернувшись, опять убежал. Найт шагнул следом и звучно крикнул на весь коридор, на миг даже перекрыв гул толпы:

— Что он тебе сделал?

— Ничего! Отстань! — донеслось в ответ.

Найт приостановился, нахмурил белые брови. Прочие курсанты с интересом и недоумением поглядывали то на альбиноса, то вслед Биффанту.

Долгое время после этого случая мальчик не попадался на глаза Найту, словно избегая его. Вопросы застыли в воздухе, который уже ощущал приближение зимы. Но Найт так и не выкинул их из головы, твёрдо решив со всем разобраться при первой же удобной возможности. Однако Грайд, словно почуяв настроение Найта, стал вести себя приличнее, а Биффант медленно возвращался в норму. Найт начал задумываться о том, что ему всё показалось. И подозрения перемалывали жернова неумолимого времени.

Новый год в Империи праздновали тогда же, когда и в старину: в ночь с тридцать первого декабря на первое января. К нему были приурочены маленькие каникулы — четыре дня до праздничной ночи и три дня после. За это время учащиеся наслаждались кратким отдыхом и до утра гуляли по снежным улицам, залитым разноцветными огнями. В Броксе не было парникового эффекта, характерного для гигантских мегаполисов, к тому же близость к Крио делала зиму довольно суровой. Но мальчишек это не останавливало, они не вылезали из самого крупного парка, в котором по старинным образцам возвели аттракционы для народных гуляний. На снегу распускались невероятные голографические цветы. По ровному, как зеркало, пластику специальных катков носились на силовых коньках жители города от мала до велика, а спортивные, подтянутые старики скользили по обыкновенным ледяным каткам на раритетных коньках с металлическими лезвиями. Повсюду пестрели ларьки и палатки с угощениями и напитками. На невысоких помостах, вырезанных из цельных ледяных глыб, двигались под ритмичный бит танцевальные андроиды, и любой желающий мог бросить им вызов и попытаться станцевать так же чётко и машиноподобно. На других сценах выступали выходцы с Юрал Исленда. Они затягивали зычными, глубокими голосами свои странные, одновременно меланхоличные и задорные песни, лихо размахивая причудливыми лохматыми шапками и извлекая звуки из некоего гибрида синтезатора и гофрированной трубы.

Найт поддался всеобщему веселью и торчал в парке с утра до вечера. Второкурсникам ещё не платили стипендии, и он не имел возможности что-нибудь купить на ярмарке. Но для мальчика, до двенадцати лет сидевшего взаперти на женской половине дома, уже было счастьем просто бегать и глазеть на диковинки.

В толпе он натолкнулся на господина Миккейна. Встреча оказалась такой неожиданной, что Найт даже растерялся. На учителе была такая же лохматая шапка из дымчато-серого меха, какие носят юралислендцы, — вероятно, он купил её на ярмарке. И выглядела эта конструкция на голове историка до того нелепо, что Найт прыснул со смеху.

— Ой, простите, я не хотел, извините, — никак не мог остановиться он. — Здравствуйте, господин Миккейн. Пффххххх…

— Смешная, да? — учитель снял шапку, повертел её в руках и снова нахлобучил до самых глаз. — А зато тёплая! Всю зиму в ней ходить буду, вот так!

Он повернулся к юралислендцам, взмахнул рукой, и воскликнул:

— Хээээййй! А давайте, что ли, вашу!

С этими словами историк запрыгнул на помост, лихо раскинул руки в стороны и выставил вперёд одну ногу, оперев её на пятку.

Артисты переглянулись и слаженно вдавили пальцы в клавиши. Переливчатая мелодия зазвенела в воздухе. Юралислендцы, судя по всему, были польщены подобным интересом к их традициям. А уж когда историк слегка фальшиво затянул что-то вроде: «Triiii beeeelih kanya, eh, tri belih kanya!», то они принялись улюлюкать и подбадривать.

Найт захлопал в ладоши. Толпившиеся вокруг люди поддержали чудака дружными воплями одобрения. В Броксе любили островную экзотику, впрочем, как почти везде в Империи. Разве что в чопорной столице ко всему подобному относились с предубеждением, да и то только на верхних уровнях.

— А я тебя ищу! — раздался совсем рядом голос, и Найт ощутил, как робко и сладко сжалось сердце: «Делейт!»

Но за спиной стоял Бофи. Он широко улыбался и протягивал на ладонях какие-то странные мелкие предметы круглой формы и красновато-оранжевого цвета. В воздухе витал сладкий, терпкий аромат.

— Держи, угощайся! — Бофи протянул Найту пригоршню. Но Найт вдруг отступил, и улыбка сползла с его губ.

— Это ведь… что-то цитрусовое, да?

— Да не знаю, говорят, какие-то мандарины. Жутко дорогие, я почти всю стипендию на них спустил. Один попробовать дали, это просто умереть не встать! Никогда такого не ел! Бери! Хоть все бери, я угощаю!

Найт отступил ещё немного, нервно улыбаясь.

— Нет, спасибо. Это… это такой дорогой подарок…

— Для моей девочки ничего не жалко! Да бери же, говорю!

— Ешь сам, Бофи, мне не хочется, правда, — голос Найта дрогнул.

Бофи пересыпал мелкие мандарины в одну ладонь, а освободившейся рукой успел поймать Найта за рукав казённой стёганой куртки, какие носили все младшие курсанты Академии.

— Ты что, как это не хочешь? Ты, может, никогда такого больше не попробуешь!

— Мне нельзя… У меня аллергия на цитрусовые, — уже умоляющим тоном негромко проговорил Найт. — Я от них умереть могу.

— Да ты их никогда не ел наверняка! Откуда ты знаешь, что у тебя на них аллергия?

— Ел. Ну… ну правда аллергия, Бофи, ну не заставляй…

— Когда это ты мог их есть? — Бофи начинал злиться. — Я сказал, ешь!

Найт вздрогнул и, вместо того чтобы решительно развернуться и уйти, взял один мандарин, быстро очистил от кожуры, подержал в трясущейся ладони и медленно откусил половину. Брызнул холодный сладкий сок.

— Ну? Ну вкусно же, а? — Бофи широко и открыто улыбался, следя за реакцией Найта.