Андрей Белов - Неполная перезагрузка

— Александр Михайлович, я искренне хотел договориться, но вы блокируете все мои предложения. Что ж, это ваш выбор. Я никогда не желал вам зла и даже сейчас не желаю, но я буду вынужден доложить, о вашем нежелании сотрудничать с нами Владимиру Ивановичу. Об этом станет известно и другим важным людям, от которых зависит вся наша жизнь. В результате я вам ничего хорошего не обещаю. Вам будет очень плохо, и как раз именно вы первым потеряете все.

— И кто же такой, этот ваш грозный Владимир Иванович, — спросил Александр.

— Президент, руководителя государства надо бы знать. Кстати возраст и состояние здоровья у него критические. Так, что можете догадаться сами, как далеко он готов пойти в своем стремлении заполучить ваше изобретение. Ему терять уже нечего, — сказал Баскилович.

— Я очень давно уже не слежу за политической жизнью и вообще мне глубоко наплевать на всех хозяев этой жизни, — безразличным тоном ответил Александр на очередное запугивание Баскиловича.

— Исаак Абрамович, все бесполезно. Мне не понятно почему, но эта сволочь совсем не цепляется за жизнь. Похоже, он вообще хочет умереть, — опять вмешался Бугров.

— Молодой человек, а зачем нужна жизнь, если не получаешь от нее удовольствие? Причем даже от таких ее составляющих, как хорошая еда, секс, творчество, созерцание красивых вещей, окружающей природы и так далее. Вообще ни от чего. Все надоело, и от всего безумно устал.

— Если вас действительно так сильно тяготит собственная жизнь, так возьмите и удавитесь, — усмехнулся Бугров.

— Знаете, я вообще-то в Бога не верю, но все же, а вдруг в этом что-то есть. Поэтому становиться самоубийцей я все же не желаю, это большой грех, — серьезно ответил Александр на усмешку Бугрова.

— Иначе, вы хотите сказать, что вами достигнуто лишь внешнее омоложение, а психологически вы глубокий старик и в этом плане продолжаете стареть? — озабоченно спросил Баскилович.

— Именно, и я не знаю, что с этим делать, но так жить просто ужасно. Вот это вы и должны сказать своему хозяину. Такое омоложение не принесет ему практически ничего хорошего, — совсем потухшим голосом сказал Александр.

— Исаак Абрамович, а что это за хрень он там нес насчет психологического старения? Неужели это обстоятельство имеет хоть какое-нибудь значение? — спросил Бугров, когда они уже спускались по лестнице в подъезде.

— Андрей Николаевич, ты еще слишком молод, чтобы это понять. Вот лет через двадцать — тридцать возможно сможешь. Но поверь мне, если это действительно так, как говорит Игнатов, то это перечеркивает все. Но говорить об этом Владимиру Ивановичу мы не станем. Лишать человека, особенно человека, от которого целиком и полностью зависишь, последней надежды очень опасно. К тому же, я думаю, что Владимир Иванович поймет, о чем говорит Игнатов лучше, чем мы все вместе взятые.

На следующий день Владимир Иванович в своем необъятном кабинете грозно стучал по столу кулаком и кричал:

— Да, что он себе позволяет? Он, что сумасшедший? Совсем ничего не понимает?

— Конечно, сумасшедший. Нормальный человек так себя вести не станет, — жалобно и одновременно испуганно и тихо пропищал Баскилович.

— Значит, говоришь сумасшедший, а что ж ты в отчете писал, что он нормальный?

— Так психически, с медицинской точки зрения, он здоров, но чисто по-житейски дурак и полный идиот, — оправдывался Баскилович.

— А-а, да, что с вас взять. Вы всю жизнь только и умели щеки надувать, да все объяснять, а точнее сказать, просто оправдываться особенно, когда деньги клянчили. А вот дело, какое или работу сделать, так не дождешься, — махнул на Баскиловича рукой Владимир Иванович. — Вот, если этот Игнатов дурак, а ты такой умный, то почему он молодой, а мы с тобой старики?

— Владимир Иванович, мы столько сил потратили. Прорыв вот-вот будет. Обязательно будет. Полгода тому назад мы начали новый препарат проверять. Заложили несколько больших экспериментов на мухах и крысах.

— Какие мухи?! Какие крысы?! Ты, что не понимаешь? Я не могу больше ждать! Я же буквально в любой момент умереть могу! — в раздражении закричал на Баскиловича Владимир Иванович.

— Владимир Иванович, я для вас все готов сделать, но не выходит у меня пока омоложение, не получается, и все тут, а эта сволочь знает, как, но молчит, не хочет помочь. Я бы этого отщепенца своими руками задушил бы, И ведь, какому человеку отказывает.

— Ну, и что же мне теперь делать? Все полномочия, власть, страну отдать этому идиоту? И идти, по его прихоти, у него под окнами нагишом бегать?

— Только ни это. Как же мы без вас жить то будем? Ведь он и страну погубит, и мы все пропадем, — "искренне" испугался Исаак Абрамович.

— А-а, все вы так говорите. А потом ничего, продолжаете жить и иногда даже очень хорошо жить и покойника еще и дураком называть, — совсем не весело вздохнул Владимир Иванович.

— Ну, я-то тоже уже не молод и вряд ли долго протяну, — ответил на укор Владимира Ивановича Исаак Абрамович. — Так, что я и лично весьма заинтересован в решении проблемы продления жизни.

— Увяз ты, Исаак Абрамович в этом деле дальше некуда. И рад бы тебя заменить, да поздно уже, — с откровенным пренебрежением и недоверием во взгляде медленно проговорил Владимир Иванович. — Теперь ты этим долгожителем до самого конца будешь заниматься. Не один, конечно. С сегодняшнего дня руководить вами будет соответствующий специалист из соответствующей службы.

Баскилович не удержался и облегченно выдохнул.

— А ты не радуйся и не думай, что с тебя ответственность сняли, с еще большим презрением посмотрел на Баскиловича Владимир Иванович. — Если результата не будет, то отправишься ты у меня в самую последнюю дыру, лаборантом, пробирки мыть до конца жизни. И сделаю я так, что от этого тебя и мой приемник не освободит.

Видимо для придания своим словам большей убедительности Владимир Иванович, размахнувшись со всей силы, треснул кулаком об стол. Исаак Абрамович от этого ухитрился сжаться почти в два раза, затравленно, и обречено с неподдельным страхом глядя на Владимира Ивановича. Но смотрел он не в глаза. В глаза он посмотреть не посмел. И, как только до него окончательно дошло, что угроза более чем реальна, его подбородок противно мелко и часто задрожал, а сам он заметно побледнел.

— Господи, я то тут при чем? Я же не в чем не виноват, — дрожащим голосом выдавил из себя Баскилович.

— А притом. Ты жил то хорошо? А хорошую жизнь ведь себе не заработал. Совсем ведь не заработал. Так, что должен ты теперь. Вот и отработай, хоть раз в жизни. А для того, чтобы ты за мою жизнь боролся, как за свою собственную, я тебе и рассказываю, что с тобой будет, если у тебя опять ничего не получится. Жизнь у тебя будет, но клянусь, будет она уж очень несладкой.