Андрей Васильев - Восток и Север

— А чего по времени? Завтра и пойдем — воскресенье же, все будут. Часика в три и пойдем. Вряд ли через неделю или месяц мы сильно прирастем людьми или что-то изменится, только перегорим. Что до тактики — сегодня все перелопачу, с мастерами клана обсудим. А по месту — говори где.

— Мах-Талаг знаешь?

— А, это тут, в пустыне. Заброшенный город. Знаю.

— Вот там. Только ты за мной сначала сюда приди. К дукану, к без десяти три. Или пришли кого.

— С чего бы? — опешил Гедрон.

— Ну во первых вряд ли этот город, Мах-Талаг, маленький, и где мы там друг друга искать будем? Во вторых — я там не был никогда. Как я туда попаду?

Гедрон долго смеялся, потом сообщил:

— Сам не пойду — не будем давать пищу для сплетен. Казначея моего помнишь, Мато?

— Полурослика? Помню.

— Вот его пришлю. Ну все, бывай, Буревестник. Интересный завтра день будет. В историю войти можем, в газете про нас напечатают и даже может фотку разместят. «Вестник Файролла» читаешь?

— А как же — сказал я — Прикольная газета.

— Прикольная. Я впервые за последние лет десять вообще газету покупать стал. По уму делают. Все, я ушел, До завтра.

Гедрон ушел. Я посидел еще недолго, расплатился по счету и пошел в караван-сарай. Перед завтрашним днем следовало выспаться.

Странное дело, но я волновался. Нечто подобное я в старые времена ощущал перед экзаменами, первыми свиданиями и ответственными играми КВН — смесь легкого страха перед тем что можешь обсохатится, предвкушения и тревоги. Такое давно забытое чувство, с годами волнения подобного плана уходят куда-то и заменяются весьма обоснованными и рассудительными страхами, вроде того что работу потеряешь и жить будет не на что или что машину в ночи поцарапают гвоздем. Такими полубуржуазными и полуобывательскими страхами. Может, это потому что за серединным рубежом жизни мы больше не ждем чуда? Не верим, что можно сдать экзамен ничего не зная, что девушка может быть весьма благосклонна и на первом свидании и что полуфинал Первой лиги можно выиграть и с хреновым материалом? Или просто нам накопленный жирок начинает на мозг давить?

Не знаю. Но у меня утром воскресенья было именно то, из юности, приподнятое и тревожное настроение. Вика, увидев меня такого, спросила:

— У тебя все нормально? Ты какой-то дерганый сегодня.

Я заверил ее что все нормально, а такое состояние обусловлено лишь тем, что в доме наконец-то появилась хозяйка. Вика расцвела и умчалась что-то там делать, то ли кофе пить, то ли ванную мыть.

Кстати, я не соврал. Впервые за долгие годы в доме была чистота, я был сытый, отглаженный и не обруганный. Окончательно меня доконало то, что из платяного шкафа, когда я его открыл, вещи не высыпались. Они лежали на полках и висели на плечиках. Вот это и впрямь впечатляло. И заставляло задуматься — слишком уж как-то все идеально.

Я мыкался из угла в угол, смотрел телевизор, выкурил полпачки сигарет и вот наконец время пришло. В половине третьего я вошел в «Файролл». Нет, можно было бы и раньше, но что там делать? Куда-то идти фармить смысла нет, а из угла в угол — какая разница где слоняться?

Я стоял у дукана, ожидая полурослика. Из него вышел Ибрагим, увидел меня и радостно закричал:

— Вай мэ, ты в мой дукан каждый день ходишь, ты мне уже как брат! Пошли, покушаешь, отдохнешь. Сейчас один ашуг придет — такие песни поет, слушай — про жизнь, про судьбу.

И закатив глаза Ибрагим довольно противным голосом пропел:

— Гений, э?

— Ну да — ответил я ему.

— О, Фатима идет. Пойду я. — вдруг заметил Ибрагим — Ну ты это, надумаешь — заходи. Посидим, попоем, поедим. Как брата зову, не как клиента.

И он быстро вошел в дукан, закрыв за собою дверь.

Ко мне тем временем подошла женщина в платье до пят и в хиджабе. На вид ей было лет тридцать. Должно быть это и была Фатима.

— Здравствуй, воин — услышал я ее мелодичный голос.

— Добрый день — сказал ей я — Чего это он вас напугался?

— Когда-то меня называли просто Фатима, Фатима, дочь Али-Мамеда. Сейчас меня называют Фатима-Горевестница. Я вижу то, чего еще нет, но что будет или может быть и рассказываю об этом людям. Радостное они не запоминают, а вот печальное помнят. Вот и выходит, что я приношу беду, а ведь это не так. Жизнь не пишется только белыми красками.

— Это да — согласился я — Но люди не любят, когда им предвещают беду. Все надеются что она зайдет в соседний дом, а не в их.

— Таковы люди — согласилась Фатима — А ты? Ты готов слышать правду о себе?

— Не знаю — честно ответил я — Наверное да. А может и нет.

— Дай мне твою правую руку — сказала Фатима — Я хочу посмотреть на твою ладонь.

— Держи — я протянул ей руку.

Фатима смотрела на мою ладонь долго, минуты три. Отпустив ее она посмотрела на меня.

— Ну, что у меня там? Надеюсь не смерть?

— Смерть — ответила Фатима — Но не твоя. Но она всегда рядом с тобой, за твоим плечом.

— Ух ты — удивился я — Оно понятно — все мы смертны.

— Нет — покачала головой Фатима — Эта смерть недавно к тебе пришла. К тебе, но не за тобой. Она тебя бережет, но ты ей не верь — это лишь пока.

— Ладно. А что еще видишь?

— Битвы, дороги, скорая встреча со старыми друзьями и обретение новых врагов, холодный ветер и ледяные пещеры. Но не это главное.

— А что главное?

— Главное — ты должен будешь выбрать верный путь. Будет момент — может завтра, может через десять лет и перед тобой будет две дороги и в какой-то момент ты должен будешь пойти по одной из них. Вернуться назад будет нельзя — этот выбор ты делаешь один раз. Одна дорога будет широкая, удобная, а другая — тяжелая и грязная. По одной дороге с тобой будет идти твой друг, а по другой — твой враг. В конце одной будет жизнь, которая хуже чем смерть, в конце другой будет смерть, которая лучше чем жизнь. Пойми, какая дорога твоя — и тогда тебе не будет стыдно за прожитое. Прощай.

И Фатима повернувшись, быстро пошла прочь от дукана.

— Стой, я…. - но она уже скрылась за поворотом.

Я стоял и ничего толком не понимал — дороги, друзья… Блин, эти гадалки что здесь, что там — они слова в простоте не скажут, их без бутылки не понять. И с ней тоже не понять.

— Привет. Это за тобой меня послали?

В задумчивости я проглядел, как появился полурослик, с шапкой курчавых волос и хмурым лицом.

— Привет Мато. Давно не виделись — дружелюбно сказал ему я.

— И век бы тебя не видеть — не слишком враждебно, но и без теплоты в голосе сказал мне Мато.

— Чего так? Вроде не врагами расстались? — удивился я.