Карина Вран - Свето-Тень

— Дайр'Кооны не общаются с людьми, — терпеливо, точно малому дитяте, объясняет дух. — И моим визитам не радуются. Я напоминаю им человека. Какая ирония! Люди пугаются меня, встречая впервые, потому что им я человека не напоминаю.

Не перебиваю его монолога, хоть он и отклонился от волнующей меня темы. Жалеть призрака за его непохожесть на людей кажется мне циничным.

— Они не радуются мне, но не отказывают в информации. В прошлый раз ценою ответа стало посвящение тебя в их тайну.

Я тихонько ойкнула. Не каждый день мной интересуются высшие сущности и просят передать привет!

— Можно спросить?

— Если начинаешь задавать вопрос, задавай его целиком.

— Что ты хотел узнать у Дайр'Коонов?

Аж сама оробела от собственной наглости…

— Являешься ли ты той, чье появление было предсказано.

— Кем? В смысле, кем предсказано?

— Дайр'Коонами. Лишь им доступно предвидеть более, чем мне.

— Я в шоке, — честно признаюсь я. — Абсолютнейшем.

В голове — каша. Трясу черепушкою, не с целью передвинуть извилины, а чтобы отвлечься от сумбурных мыслей. Помогает.

— В чем суть предсказания?

Словно для молитвы, он складывает ладони. Опускается ниже черный капюшон.

— Сквозь годы и дали приидет Дочь Боли, и взгляд ее будет Светел, даже когда Тень укроет лик ее. И когда сплетутся Свет и Тьма, Боль ее спасет Мир.

Я повторяю мысленно каждое слово, стараясь запомнить интонацию, которой призрак подчеркивал отдельные слова, и общий его тон, с помощью которого фраза превращалась в молебен.

— Какое отношение сказанное имеет ко мне?

Навязчивый демон принимает нормальную позу, ладони прячутся в складках плаща.

— Я задал Дайр'Коонам приблизительно тот же вопрос. Мнилось, что спасительница мира должна быть сообразительной… По меньшей мере.

— И?..

— Они подтвердили, что ты и есть Дочь Боли.

Дочь Боли. Эти два слова заполонили мои мысли, вцепились намертво в душу цепкими коготками, и царапали, царапали, царапали…

Они перестали быть простой фразой, нет, два слова, как универсальный замочек, будто избитое связующее звено, скрепили цепь событий. Выявили суть, которую я за малодушием или скудоумием упускала прежде.

Осколки чашки с голубенькими цветочками, гжель, три часа ночи. Перевернутая табуретка.

— Терра… Древняя легенда. Никогда не думал, что увижу ее. В мое время это невозможно.

Капли крови на полу, тазик с двухдневным мусором.

— Видимо, не рассчитали мощность — все живое на планете погибло…

Серые глаза.

Боль…

Звезды. Космос, глядящий на меня мириадами глаз-осколков.

— Мы побеждали. Тогда криоги, сознавая свое поражение, уничтожили Терру, раздробив ее на множество мелких кусочков. Мы истребили их, всех до единого, стерли с лица Вселенной, только это уже ничего не могло изменить…

Тонкий хрустальный звон бьющихся надежд…

Боль.

Безупречно белая кожа в обрамлении черных локонов.

— Кто дал право ей носить Звезду Атиров?! Между прочим, даже я, твоя невеста, не удостоилась этой чести!

Горящие зеленые глаза.

— Твой отец, Хорин Атир, умер.

Брендон, падающий на колени.

— Веди себя достойно, Брендон. Я разделяю твою скорбь, но… Император умер, да здравствует Император! Встань, правитель Межгалактической Империи не может валяться в грязи.

— Ты права, Рэйна. Скорбеть следует в одиночестве.

Металл в его голосе.

Боль.

Солнце высвечивает заснеженные вершины. Огромные глыбы на каменистом плато, похожие на менгиры. Поток жидкого серебра, окаймленный густо-зелеными зарослями.

Вспышка.

Запах свежей крови. Месиво из пластика, металла, и тел пилотов.

Рубиновый дракон в бледно-желтом небе.

Землисто-серое лицо Брендона, без единой кровинки. Мое тяжелое дыхание, направленное в него. Моя первая смерть.

Боль.

Его красивое лицо в свете звезд. Ночной промозглый ветер и ложе из павшей листвы.

Солоноватый привкус его поцелуев…

— Если бы я знал, что это ты, я бы… ну, я ни за что не позволил бы себе…

Как сложно — заставить голос не дрожать…

Боль.

Лист дерева, продырявленный выстрелом. Вязкая боль, паралич.

Жуткое существо, изучающее меня единственным глазом.

— Знаешь, я тоже был потрясен.

— Издеваешься? Мне тройную порцию электрошока, пожалуйста. Я думала, вы их уничтожили.

— Я тоже.

Знания, ничуть не облегчающие ношу…

Боль.

Дит… Сплошное варево боли в дар от холодной, негостеприимной планеты.

Ирнальд… Обрывки тела, взмывающие в воздух.

Грохот взрывов за спиной. Э н -гранаты…

Долгая, основательная истерика за пеленой снежной бури. Тепло и ласка Койта… Того, на чью нежность я не сумею полноценно ответить. И в этом тоже — боль.

Короткий и яркий бой с военным транспортником. Розовые хлысты, планомерно сжигающие защиту. Луч, врезающийся в мою грудь.

Вторая смерть.

Боль.

Пробуждение. Новая кожа, перемежающаяся с остатками старой. Бело-розовая зебра. Пугающая белизна глаз…

Записи гибели Терры из Тальрем- архива. Терры, уничтоженной людьми во благо Империи. Во благо Человечества.

Какой, к черту, Терры?! Моей Земли.

Боль.

— Рад, что ты поняла.

В его голосе мне мерещится сожаление. Или печаль?.. Я не узнаю, а он не разъяснит. Не важно.

— Ни черта я не поняла, демон, именующий себя предначертанием.

— Поняла, но принять — боишься. И продолжаешь корить себя за бесконечное нытье, за приступы жалости к себе, за трогательную щенячью наивность и еще за тысячу смертных грехов, которых вроде бы исторически было поменьше, но все это — впустую. Зря, напрасно. Можешь дополнить синонимический ряд, если захочется.

Голос призрака, как ни странно, лишен уместных издевательских ноток, он напутствует, успокаивает, но яснее картина не становится.

— Посуди сама. Тебя выдернули из привычной жизни в мир будущего. Каждый шаг по этому миру шокировал тебя, но ты приняла его. Правда в том, что каждая новая боль увеличивала твою способность к переживанию и, что важнее, к сопереживанию.

— Иными словами, на мне ставили опыты? И кто был заказчиком экспериментов?

Возмущению моему нет предела. Живо представляется кролик в клетке, с глазами, полными страха, и трепещущими ушами, которого изо дня в день искалывают препаратами — с самыми благими намерениями. Щенячья наивность, ага.

Готовлюсь выслушать череду сентенций на тему спасения мира и благ для всех живущих.

— Ты вправе возмущаться.

— Еще бы! — я щурюсь и почти что шиплю, как разъяренная кошка. Мою жизнь испоганили, а теперь заявляют, что я «зря корила себя за нытье»! Расцарапаю всем, кто под руку попадется, физиономии — благо ногти почти отросли, пусть не и длинные, зато острые, просто сказка!