Дмитрий Глухов - Нигде

Когда пытаешься от кого-то скрыться, то прыгнуть в люк — это последнее, что может прийти в голову. Разве что в том случае, когда тебя уже совершенно обложили и больше деться просто некуда. Наверное, что-то подобное чувствует волк, когда прыгает на красные флажки. Прыгает, когда огонь, за который он принимает флажки, становится ему уже не страшен. Все остальные выходы из ситуации — гораздо хуже. Прыжок в колодец — это что-то сродни суициду, ведь у любого самоубийцы теплится надежда на другой мир и следующую жизнь, в которой, возможно, повезет чуть больше. В это и не особо верится, но что еще делать…

Когда ты срываешь тяжелую крышку, до крови обдирая ногти, то вовсе не думаешь ни про ногти, ни про пальцы. Вовсе не замечаешь боли. Только одно бьется в голове — уйти.

Пролетели перед глазами косо вбитые в осыпающийся красный кирпич скобы, нанесло болезненный удар по ступням бетонное дно, зазвенело эхо в голове. Перед Максом тянулся длинный коридор, уходящий в абсолютную тьму. Повезло. Света в конце туннеля, в отличие от ситуации, обещанной после смерти, здесь не было. Значит — жив. Макс рванул вперед, выбивая из луж под ногами тысячи невидимых брызг и вытянув вперед руки, на случай внезапного появления на пути стены. Бежать в темноте было непросто: пару раз Макс весьма больно ударялся о стены: то ли это тоннель петлял, то ли его самого заносило.

Сквозь грохот собственных шагов и сердца до него долетел сзади топот ботинок спецназа. Он обернулся: тоннель, и в самом деле, искривлялся. За поворотом метались лучи фонарей и раздавались ругательства. Но впереди забрезжил свет. Совсем слабенький, призрачный, просочившийся через решетку чугунного люка. Это был выход. Люк накрывал развилку подземного лабиринта: после большого зала тоннель расходился на три одинаковых луча. Макс задрал голову: часть скоб в лесенке к люку выломана, но выбраться было легко. Или, возможно, стоит пробежаться еще немного в темноте? И выйти на свет, когда часть преследователей уже отсеется в другие тоннели, а те, кто остался на поверхности, окажутся далеко? На эти мысли ушла половина секунды, еще половина ушла на принятие решения. Но тут в одном из тоннелей, который Макс уже почти выбрал для дальнейшего бегства, мелькнула тень. Лебедев выхватил пистолет, навел его сначала на уровень головы тени, но, решив не рисковать, опустил чуть ниже, туда, где должно располагаться сердце. Тень вскрикнула, сделала быстрый шаг вперед… В тоннеле стояла какая-то девчонка, в легком цветастом платьице, со светлыми разлетающимися волосами. Она сделала еще шаг вперед, и Макс увидел знакомое лицо: когда-то, кажется тысячу лет назад, эта девушка просила у него зажигалку в кафе. «Это было позавчера. Или вчера», — с удивлением понял он. Девушка приложила палец к губам и сделала рукой приглашающий жест. Макс пошел к ней, и она, повернувшись, побежала вглубь тоннеля. Драгоценное время было потеряно, и шаги спецназа грохотали уже совсем близко. «Или пан, или пропал», — Макс это подумал, уже устремившись вслед за незнакомкой. Тоннель снова сделал пару мягких поворотов, и где-то вдалеке Макс услышал голоса спецназовцев — они решали, куда же мог отправиться беглец. Наконец девушку удалось догнать, и тут она вытащила маленькую рацию:

— Всё в порядке. Он со мной. Уходим в коридор «Д»…

В ответ в рации что-то захрипело, и девушка нырнула в небольшой аппендикс канализационной системы, ведущий, видимо, к какому-нибудь дворовому колодцу. Что там вверху? Детская площадка, герань на подоконниках, бабушки на скамейках? Стол с пенсионерами, режущимися по вай-фаю в какую-нибудь древнюю игруху, голуби и кошка, прячущаяся в клумбе? Каким необычным и долгожданным казалось это сейчас.

Макс проскочил этот аппендикс, и, прежде чем остановился, почувствовал, как маленькие пальчики цепко ухватили его за рукав и втянули за собой. Девушка стояла у стены, откинув голову, и тяжело дышала. В коридоре, в каких-нибудь нескольких десятках метров, уже раздавались шаги спецназовцев и шумели их рации. Макс снова поднял пистолет. Сколько их? Видимо, в этом коридоре уже гораздо меньше, чем было при начале погони. Пользуясь внезапностью, точно можно положить парочку. А дальше? Подтянутся остальные, и… Девушка, так и не отпустив рукав максовской куртки, приблизила к нему лицо:

— Доверься мне. Я тебя очень прошу…

И, прежде чем он как-либо среагировал, прошептала в переговорное устройство:

— Пора!

Макс хотел что-то сказать, например, что вдвоем умирать не так скучно, а делать это с красивой девушкой еще приятнее… Он попытался рассмотреть ее глаза в том скупом свете, что давала маленькая зеленая кнопочка на ее рации. Но тут проход в тоннель внезапно закрыла глухая бетонная стена. Ничем не отличающаяся от грязно-серых стен по соседству, такая же обшарпанная и старая. Где-то за ней послышались глухие далекие удары. Это по коридору бежал спецназ.

Макс замер, стараясь не дышать, но было понятно, что если шаги слышались так глухо, то можно было даже крикнуть, не опасаясь быть услышанным. Крикнуть: «Что же происходит?!!», имея в виду то ли внезапно появившуюся стену, то ли все события последних дней. Но вместо этого он выдохнул, посмотрел еще раз на девушку, провел рукой по стене. Кажется, это опять был сон. Макс понял, что сейчас он громко расхохочется. Во всю мощь, в полную силу, выплескивая из себя все то, что накопилось в нем за эти безумные два дня. Или, вернее, за этот безумный сон. Вот только сначала очень хотелось, до горечи во рту, до боли в легких, вынырнуть из этого сонного омута, проснуться. Но это никак не получалось. Он мотнул головой, дернул себя за ухо, с размаху ударил ладонью по щеке. Было больно. Но проснуться он не мог. Набрал в легкие воздух, полные легкие воздуха, настолько полные, что они даже слегка заныли. Он хотел разорвать все это безумие сумасшедшим криком «А-а-а-а!», как кричит человек, окончательно провалившийся в пучину сумасшествия и понявший, что ему отсюда уже никогда не выплыть. Девушка испуганно зажала ему ладошкой рот. Ладошка пахла приятно: то ли леденцами из детства, то ли какими-то новыми модными духами… Она поднесла свое лицо совсем близко и, убрав ладонь, поцеловала его в губы тяжелым затяжным поцелуем. От губ ее также пахло великолепно. Раздался звонкий металлический щелчок, и девушка отпрянула. Макс поднял пистолет и поднес его к рации: да, недаром звук щелчка показался ему таким знакомым. Обоймы в пистолете не было. Девушка снова приложила тонкий пальчик к своим губам:

— Я же обещала, что мы ещё увидимся…

Огонек рации высветил ее раскосые глаза. Она подняла вторую руку с обоймой:

— Пусть это пока побудет у меня… На всякий случай…