Юлиана Лебединская - Архив пустоты

Но сегодня всё изменилось. Ноздри серого больше не чуяли запаха опасности. Зато появился запах еды. Обильной.

Стараясь лишний раз не становиться на покалеченную лапу, волк поковылял к орешнику. Чутьё не подвело – запах шёл отсюда. Два детёныша двуногих лежали в кустах. Мёртвые, но мясо совсем свежее, не успело застыть.

Боясь поверить в удачу, серый ещё раз огляделся: не ловушка ли? Двуногие хитры, от них можно ожидать любой каверзы. Но опасности по-прежнему не было. Волк подошёл к телам, ухватил зубами за ногу то, что поменьше, потянул.

– Прочь отсюда!

Серый выронил добычу, припал к земле, пытаясь понять, где затаился враг. Тот был близко, но волк почему-то не почувствовал его запаха.

– Пошёл, пошёл, я сказал!

Волк зарычал, ощетинился. Враг, умеющий подбираться так незаметно, слишком опасен, чтобы бросать ему вызов. Серый попятился, развернулся и поскакал назад в овраг.

К телам в орешнике подошли двое. Один – бородач с проседью в волосах, второй помоложе, худой и долговязый. Одеты они были одинаково – в парусиновые шорты, рубахи с короткими рукавами, на ногах – кожаные мокасины. Бородач держал в руке длинную палку с пучком тонких стерженьков на конце.

Молодой присел возле трупов детей, но тут же выпрямился. Бросил с горечью:

– И эти мёртвые. Все мёртвые! Мы опять не успели предупредить. А после охотников здесь делать нечего. Они добивают раненых, стреляют в голову, даже детям – специально, да?! Только за последний месяц восемь тысяч убитых. Это же настоящий геноцид! Чем им мешают дикари? Ещё лет десять – и они истребят их всех, начисто!

– Воюют-то они не с дикарями, а с нами.

– А мы им что плохого сделали? Наоборот, чистим за ними грязь.

– Мы ломаем их схему.

Бородач примерился, начертил палкой загогулину рядом с лужей запёкшейся крови у головы девочки. Будто старался подцепить что-то невидимое. Скомандовал напарнику:

– В сторону отойди. Видишь, сколько дряни за один раз вывалили.

Долговязый послушно отступил. Но говорить продолжал:

– Дядя Иван, нельзя просто ходить следом за ними и чистить. Я уже смотреть на мёртвых детей не могу!

– А ты и не смотри. Отвернись. Вон серый снова из оврага уши высунул. Шугани его для острастки. Эх, Андрюха, думаешь, мне легко? Но что мы сделать можем? Проверено и перепроверено: любые попытки сорвать эксперимент Гамильтона – Брута только ухудшают реальность. Там история и так пошла по наилучшему пути. Не было бы эксперимента, и нас бы с тобой не было, одни обдолбы вымирающие. А так – мы есть. Значит, и надежда жива, что исправить сумеем.

– Да ничего мы не сумеем! – отмахнулся долговязый. – Сколько уже пытаемся. Глубже идти надо, на двести лет, на триста. Да хоть на пятьсот! Там чистить, чтобы всего этого не случилось.

– Эк хватил – на пятьсот. К обдолбам и то не каждый пробьётся. Ты вот пробовал? Я – два раза, и не хочу больше. Боюсь не вернуться. Самое страшное, что возвращаться-то и не хочется. Там, в пустоте, ни ощущений, ни желаний, ни воли не остаётся. Ни тебя самого. И думаешь: а зачем это всё? Вернее, чувствуешь каждой клеточкой. Не-за-чем. Нирвана. Сколько наших на моей памяти сгинуло… Нет, Андрюха, так далеко никому не забраться.

– А как же дневник Сэлы? Была ведь вариация!

Бородач оторвался от работы, внимательно посмотрел на товарища.

– Что случилось в тот день, помнишь? То-то. Сколько ни искали, никто больше того вектора не видел. И объяснений ему нет – не было в том месте человека, одно… Ты сам понимаешь что. Может, вариация и существовала несколько минут всего.

– Я найду, – упрямо пробормотал долговязый.

Бородач вздохнул.

– Пропадёшь…

Эксперимент прошёл успешно. Даже удачнее, чем ожидалось. Первый этап занял вдвое меньше запланированного времени. Ирвинг смотрел на экраны слева, где зелёное и синее больше не смешивались. Датчики оповещали о завершении операции – ячейки отсортированы. А экраны справа показывали, что ионы свинца в кварк-глюонном коллайдере достигли скорости света и готовы к столкновению. Двадцать шесть с половиной минут, чтобы транспортировать в пространственно-временную локаль коллайдера массив невидимых человеческому глазу связей. Ещё тринадцать, чтобы повысить светимость ускорителя.

Яркая вспышка на экране – детекторы коллайдера зафиксировали столкновение частиц. И ещё одно. И ещё. Вздрогнула зелёная паутина, медленно расслоилась. Квантовая сцепленность начала ослабевать. Семь минут. Семь долгих минут прошло, пока она снизилась до нуля. Паутина растаяла окончательно. Точки-квантеры мерцали одиноко и, казалось, удивлённо.

Ирвинг выдохнул, опустился на стул. Готово.

Эксперимент завершился на двенадцать часов раньше. «Зелёного Ноо» больше нет, Мартин может быть доволен. Жаль, что Марина всё пропустила. Придётся сделать ей выговор и оштрафовать за прогул. Хватит попустительствовать. Одно радует: домой она вчера вернулась, а значит, в безопасности. Кто его знает, что сейчас во внешнем мире начнётся. Без квантерных нянек-то…

А действительно, что? Ирвинг вышел из лаборатории, на ходу сбрасывая Мартину сообщение на виз, прошёл в соседнюю комнату, спросил у наблюдателей:

– Что у вас?

– Связь пропала. – Молодой смуглокожий парнишка снял наушники, повернулся к Гамильтону.

– А камеры?

– Похоже, что не работают. Сигнала нет.

– Хм. Боты почуяли конец своего ботского существования и всё отключили?

– Скорее, без них просто ничего не включилось… – предположил наблюдатель.

Ирвинг постарался вспомнить имя парня. Потом махнул рукой.

– М-да, стало быть, вся надежда на людей Корсана.

– Постойте, профессор. Вот ресторан «Супердоза». Кажется, у них сработало аварийное освещение, а вместе с ним – наша камера.

Ирвинг подошёл к экрану. В полутёмном зале на полу возилось семеро человек: ползали, натыкались друг на друга, словно слепые щенки, роняли столы и стулья и мычали, как коровы на выгуле.

– Переобдолбались, – резюмировал Гамильтон, а экран мигнул и погас. – Ничего интересного. Скажу Мартину: пусть высылает ловцов.

– Профессор! Профессор Гамильтон! – В комнату влетел первый ассистент Томински. – Что-то не так с приборами.

Ирвинг поспешил назад в лабораторию. Уставился на огромный экран визуализатора. Затем на вспомогательные экраны слева. Везде одна картина, но это же… Такого не может быть. Почему?!

Огней замер перед воротами. В который раз мысленно перебрал содержимое рюкзака. Верёвки, маячки, заряды к парализатору, запасы еды и воды… Вздохнул. Всё, можно выходить. Что бы ни ждало их снаружи, он готов.

Ирвинг во время инструктажа был бледен и немногословен, повторял только: «Будьте осторожны. Никто не знает, что там». Огней смотрел на него и мучился раздумьями: «Сообщить, что Марина не вернулась домой, осталась там?» С одной стороны, кто знает: возможно, ничего серьёзного не произошло. И леди Гамильтон сейчас объявится целая и невредимая, зачем зря старика пугать? И так вон лица нет. С другой – если с дурёхой всё же стряслась беда… то опять же, чем позже старик узнает об этом, тем лучше. С третьей – если Ирвинг поймёт, что Корсаны знали о выходке Марины и промолчали, братьям не поздоровится.