Виталий Пищенко - Укус скорпиона

И началась потеха… Вирус, используя системы электронной почты, сетевые утилиты и другие средства коммуникаций, начал распространяться с невиданной скоростью. Почему? Обычно создатели вирусов пытаются вогнать свои детища в чужие компьютеры при помощи различных лазеек, оставленных разработчиками при составлении программ для облегченного доступа в любую их точку, либо же пробуют подобрать пользовательские пароли. Бруно пошел напролом. «Скорпион» нес в себе программу, которая, опережая системный защитный файл, сама запрашивала у него пароль входа в систему, одновременно изменяя структуру этого файла. Программа-взломщик как бы менялась местами с программой допуска. Все двери широко распахнулись, впуская в себя заразного больного. А дальше все шло как обычное инфицирование самым банальным «сетевым червем». После прорыва модуля захвата в систему сразу же задействовалась вторая часть вируса, занимавшаяся тем, что отыскивала адреса других компьютеров, входящих в данный узел сети, одновременно размножаясь и посылая свои копии по уже обнаруженным абонентам.

— Впрочем, самым главным в «скорпионе», сам понимаешь, был его хвост, — хвастливо сообщил Филетти. — Стоило вирусу закончить размножение и прорваться в «нутро» очередных своих жертв, в первично зараженном компе включалась последняя программа, ради осуществления которой я, собственно, все и затеял. Эта совсем крошечная программка вмешивалась в работу электросхемы компьютера и давала пиковую нагрузку на монитор и материнскую плату. Перегорали они за милую душу. «Скорпион» жалил сам себя и погибал вместе со своим инкубатором — компьютером. Но десятки, сотни, тысячи его детишек уже трудились в других местах.

— Маньяк, — хмуро сказал я. — Ты хоть задумывался, к какой катастрофе могли привести твои действия?

— Конечно, — усмехнулся Бруно. — Но я хотел лишь показать, что может натворить один-единственный вирус, а отнюдь не собирался уничтожать человечество. Прежде всего я запрограммировал «скорпиона» так, что при всем желании он не мог вторгнуться ни в одну служебную сеть, только в развлекательные, фактографические и библиографические. Так что ни о каких катастрофах с человеческими жертвами не могло быть и речи. Пользователи лишь потеряли свои компы и информацию.

— Допустим, — сказал я. — А системы виртуальных развлечений?

— Им тоже досталось. «Саркофагов» сгорело порядочно… Жалоб было море! Страховые компании совсем взбесились, — радостно ухмыльнулся итальянец.

— Чертов хакер, — пробурчал я. — Убивать таких надо.

— Ты дальше слушай! — с энтузиазмом перебил меня Филетти.

И Бруно принялся рассказывать, как ФБР, дотошно проверяя всех, кто подключался в систему теледоступа, из которой началось распространение вируса, аналитически его вычислило. А потом на Федеральное бюро расследований вышел Интерпол. Сопоставили факты и вышли на Бруно. Правда, доказать его виновность в ограблениях банков и порче частного имущества было не так уж и просто. Бруно затаскали на допросы, а он упорно отмалчивался.

«Это как раз понятно, — угрюмо размышлял я. — Все молчат. Стрэдфорд тоже. Что с того, что я выяснил, что его идеи базируются на волновой теории? Виртуальная волна в реальном мире, реальная в „виртале“… От мира, куда они вторгаются, волны достаточно надежно защищены. А они на него влияют? Бог весть… Похоже, Маргарет что-то поняла… Хоть Убейте, не могу поверить, что эта хитрая стерва рисковала своей драгоценной жизнью ради виртуальных развлечений. Да и рисковала ли? Не складывается, ничего не складывается… Дьявол! Здесь нужно быть специалистом-теоретиком, причем неординарным…»

— И они мне сказали, что у тебя, парень, есть два выхода. — Оказывается, Бруно все еще продолжал свой рассказ. — Либо тебя засадят на пятнадцать лет в тюрьму и ты до конца своих дней будешь выплачивать деньги за нанесенный ущерб, либо мы тихо и мирно закрываем дело, взамен предлагая тебе интересную и высокооплачиваемую работу, на которой ты сможешь сполна раскрыть все свои таланты. Понятное дело, я выбрал второй вариант.

Опять у меня мелькнула мысль о том, что в курьеры берут людей с не совсем безоблачным прошлым. Но развивать ее дальше я побоялся. К тому же слишком мало данных у меня пока было, а делать какие-то поспешные выводы уже надоело. Я ведь не был гадалкой на кофейной гуще.

— Меня интересует другое, — сказал я Филетти, — почему такого программиста, как ты, Стрэдфорд держит в черном теле, заставляя столько времени работать курьером?

— Тут может быть несколько ответов, — невесело усмехнулся Бруно. — Первый: мне не доверяют до конца, все еще присматриваются, так сказать. Второй: как любой разведывательной службе, им прежде всего нужны действующие агенты, а не научные сотрудники. Третий: наш шеф сильно боится, что кто-то сможет хотя бы чуть-чуть приблизиться к его гениальности. Этак со временем и затмить сумеют. Поверь, за эти годы я хорошо изучил его болезненное самолюбие…

— Понятно, — вздохнул я. — Значит, и мне уготована та же участь.

— Все может быть. Но сильно не расстраивайся, в лабораториях тоже не сахар. Они вечно там грызутся, как голодные псы над костью. У нас же есть хоть какое-то ощущение свободы. Поверь, это многого стоит…

Я снова тяжело вздохнул.

Мы молчали. Я пытался разглядеть туннель за прозрачным фонарем кабины. Но толком так ничего и не увидел. Слишком быстро мы двигались, поэтому все вокруг сливалось в одно сплошное пятно.

Наконец капсула стала замедлять ход.

— Скоро центральная АТС Лондона, — сказал Бруно. — Нам надо соскочить раньше, иначе вляпаемся в фильтр-очиститель.

— Что за фильтр? — спросил я.

— Да придумали недавно на нашу голову средство защиты. Новичок, конечно, может попасться, а вообще ерунда. Движущийся модуль на короткий миг лишается поступательного импульса и мгновенно тормозит. Это как вмазаться в бетонную стену на сверхзвуковой скорости. Сам понимаешь, после подобного поцелуйчика от капсулы остаются одни воспоминания.

— Замечательно, — невесело усмехнулся я. — На какие еще сюрпризы я могу рассчитывать?

— Их больше, чем ты можешь себе представить, но если делать все как надо, любую ловушку можно обойти. Так что учись. Пригодится.

— Мог бы этого и не говорить. Сам все понимаю, — ответил я, разглядывая стены туннеля, которые раньше не мог рассмотреть из-за бешеной скорости.

Оказывается, они были однородны и однообразны, как песчинки в пустыне. Никаких стыков, никаких сочленений — обычная цельнотянутая гладкостенная труба. Да и чему тут удивляться, туннель — это всего-навсего телефонный кабель.

— Все, — сказал Бруно, — приехали. Судя по датчику расстояния, мы находимся в пределах Лондона.