Дмитрий Сахненко - Гремлин. Принуждение к Игре.

— А что тут говорить. Он его проводил.

Я?! — мои глаза полезли на лоб.

— Да не про тебя речь, — отмахнулся от меня Августино, и уже орку, — почему так решили?

— Да тут и думать нечего его работа. Суставы перебиты, почки отбиты, ногти удалены. Да ты на зубы глянь. Девочку долго пытали. Причем пытали ради боли.

— Уверен?

— Мы тут при всех лекцию читать?

До участка добирались опять на паровозке. И у меня появились кое-какие мысли что нужно изменить в нашем с Ментишем детище, из того что мы запланировали. Опрос на этот раз не занял много времени — Августино был краток и не разговорчив, что-то его угнетало. Видимо дело маньяка выходило из под его контроля, и вместо плюшек могло обернуться неприятностями. Ну так это его проблемы — мне бы долг погасить. Попрощавшись со игроком, и пообещав что как только так сразу, я вышел из его кабинета оставив того наедине с мрачными мыслями.

А за дверью меня ждали. Тот самый орк, как там его? Октам кажется.

— Я ждал тебя, — вот кто бы сомневался, хотя может он за кипяточном зашел.

— И зачем?

— По дороге Августино сказал, что ты знаешь боль, — вот тоже мне следователь, язык за зубами держать не может, — но там, в парке, я видел, как ты проявил милосердие. Так же ты милосерден, как и жесток?

— А вы собственно кто?

— Я? — усмехнулся орк, — я собственно местный палач.

— Очень приятно, — и чем же я местного палача за интересовал. — а я сантехник.

— Я знаю. Ты сантехник по не воле. Так что с моим вопросом?

И чего он ко мне пристал, жестокость милосердие — что ему нужно. Я разблокировал свой паспорт и протянул ему. Орк быстро глянул в него — видимо ему было интересны только мои навыки, на остальные страницы он даже смотреть не стал.

— Хорошо, очень хорошо. Твое милосердие равно твоей жестокости.

— И что теперь? — а ведь действительно, за девушку мое милосердие поднялось до двух. Странные кстати навыки, что знаток боли, что это милосердие. Один растет от причиненной и перенесенной боли, а второй… даже не знаю как сформулировать, от сохраненных жизней и прекращенных мучений, так что ли.

— Теперь? Теперь я хочу предложить тебе стать моим учеником, — опа, меня в Малюты Скураторы вербуют? Хотя Малюта, как и Берия, не совсем палачами, вернее совсем не палачами были. А ведь я ни одного настоящего палача вспомнить не могу — не сохранила история их имен, только деяния.

— И зачем мне это нужно? И у меня уже есть учитель, — пусть Йогль меня так только один раз по-пьяни назвал, но все же, он родной — гремлин, как-никак.

— Не в том смысле учителем. Я буду учить тебя своему мастерству, со временем ты станешь настоящим палачом. Только тот в ком жестокость равна его милосердию может стать истинным мастером это дела.

— У меня уже есть работа, спасибо.

— Подумай. Каждый твой день ученичества будет оплачен лучше, чем неделя лазанья по трубам. А в городе ты будешь пользоваться почетом и уважением.

— И полгорода будет плевать мне в спину?

— Может и будет, никогда об этом не задумывался. А для тебя это важно?

— Нет, не важно. Так же как и почет с уважением.

— Молодец. Дело палача не терпит гордыни, мы всегда безымянны.

— Это была проверка?

— Да.

— Работать ради искусства? Нет спасибо, мучить безвинных, да и винных тоже, мне не привлекает.

— И эту проверку ты прошел.

— Я же сказал — мне это не интересно.

— А ты подумай. В течении трех дней буду ждать от тебя ответа, — на планшетке мелькнул огонек, свидетельствующий что на карте появилась новая метка.

К Ментишу я опоздал на два часа — увлекся работой в мастерских. Гоблин выглядел как выжатый лимон, и набросился на меня с обвинениями. Оказывается наложенное на него проклятье, блокировало вызов духов, и теперь, после снятия, Ментеру принялся с энтузиазмом обучать внука. Утром они договорились, что заниматься будут до моего прихода, а я опоздал. Но увидев причину моего опоздания, гоблин перестал дуться и позвал деда, дабы он тоже взглянул на дело рук моих, и закончил мое начинание.

Результат работы мне и самому нравился. Да и повезло — кузнец за отдельную плату выделил мне в помощь двух своих подмастерьев. Сами лезвия остались без изменений, а вот рукояти были изменены полностью. Старая кожа обмоток была удалена, набалдашники спилены, а обнажившейся сердцевине придали правильную цилиндрическую форму. У самых лезвий, встало по двухлепестковому вентилю- синий и красный. Для чего? Все просто — для усиления, так как дальше шли, распиленные вдоль, латунные разветвители, без распила посадить их не удавалось. Эти разветвители образовывали крестовину кинжалов, вот чтобы они не раскололись по спайке и потребовались вентили у лезвий. В теле крестовин прятались съемные отверточные насадки разного калибра, от обычной до часовой, всего по три с каждой стороны.

Длина каждой насадки составляла шесть сантиметров, и на тыльной стороне у них было по два лепестка, в миллиметр толщиной в три шириной и шесть длиной. Лепестки эти потом вставлялись в рукоятку и фиксировались на ней специальной головкой. За лепестками было по полсантиметра резьбы которой насадки крепились в теле крестовин. Сверху н них одевалась специальная крышка с отверстиями, чтобы она не слетела — она фиксировалась, при помощи зажимов, как на пятидесятилитровых бидонах. В итоге с боков крестовины на сантиметр торчали головки отверток — и вытащить нужную несложно и потерять нельзя.

Рукоять кинжала также служила ручкой отвертки и надевалась на сердцевину рукояти. При этом она фиксировалась насадкой входившей в пазы на верхней части разветвителя. И дополнительно сверху навинчивался еще один двухлепестковый вентиль с контрагайкой, также выполнявший роль набалдашника и защищавший руку — теперь кинжалы можно использовать в качестве клина, не боясь попасть по пальцам.

Диаметр сердцевины совпадал с диаметром насадок. То есть можно было снять рукоятку, вставить в нее насадку и получалась нормальная отвертка. Именно поэтому насадки сделали такими длинными — не люблю я эти коротыши, сколько раз в реале мучился с ними, особенно когда на магнитах, вечно выпадают, и как на зло в самых трудных местах. А прототипом послужила дедовская сборная отвертка — у него как раз длинные насадки с цанговым соединением, еще прадед на автобазе скоммуниздил.

Долго думал, куда присобачить зажимающию головку для насадок и удлинители. Знаете, как бывает: вот он винт, рядышком, а хрен достанешь — какого-то сантиметра не хватает, и мучаешься, и мучаешься, и тянешься, и тянешься, всю руку исцарапаешь пока доберешься, вот и решил сконструировать удлинители. В качестве удлинителей выступали две пятнадцатисантиметровые трубки переменного диаметра. На тонкой части были лепестки для вставки в ручку, а на толстой прорези для таких же лепестков на насадках. На толстую часть удлинителя была нанесена резьба на всю длину, и в походном состоянии с двух сторон на нее навинчивались две зажимающие головки. Эти удлинители никак не ложились в концепцию кинжала — в итоге засунул их, как заправский горец патроны, в петли на правой руке выше локтя, толстой частью в петлю. И рукой двигать не мешают и не потеряются.