Николай Берг - Пришлые и ушлые

- Да, Ваше Величество! Это то, что я просил!

- Отлично! А теперь пырни в бок этого задохлика! Хочу посмотреть на его сердце!

Атаман был очень сообразительным малым, кинжалом владел с детства виртуозно - у них в Яргаиле все с младенчества с кинжалами, потому и глазом малец моргнуть не успел, как услышал тошный треск распарываемой плоти - его плоти и, задохнувшись от боли, успел, умирая, увидеть, как с поклоном атаман подает кровавый, дергающийся в его жесткой руке комок - еще бьющееся сердце мальчишки.

А потом с удивлением уставился на свои трясущиеся руки.

И на свое тело, выпотрошенное, словно рыба. И еще больше удивился. Тело лежало рядом, а руки были другими. Правая - в окровавленной перчатке. Странно знакомой перчатке. В левой - вот как раз выпал и зазвенел о камни под ногами - был широкий кинжал 'Бычий язык' с мокрым от крови лезвием. Тоже странно знакомый. Тошнило, страшно болела голова и все тело ныло.

Очнулся эльф от странного шелестящего голоса:

- Уноси ноги, твое время заканчивается.

Встать получилось не сразу, ноги не повиновались, словно из них вынули кости.

Кое-как сумел отползти в сторону, то и дело теряя зрение и слух. Глянул на Горного Короля. В глазах двоилось, но закрыв один глаз - удивился. На камне сидело существо, по сравнению с которым старая горгулья смотрелась бы красавицей-невестой. Тварь жеманно, словно старая дева, кушающая пирожное с кремом на многолюдном празднике, смаковала кровавый ком и приговаривала жестяным голосом:

- Вкусненько, вкусненько!

Малец невиданным усилием смог встать на ноги, шагнул, услышал хруст. Глянул вниз, чудовищным напряжением наклонив голову. Шея была словно из железного дерева, не гнулась.

Оказалось, что стоит грязными сапогами прямо в куче рассыпанных драгоценностей. Опять потерял сознание. Очнулся. Пополз, потом смог встать на четвереньки. Пошел так, постоянно проваливаясь в небытие. Как он выбирался из гор к людям так никогда и не вспомнил. Это было самым страшным и жутким из всех впечатлений. Но что странно - на пути к горному королю, то и дело встречались всякие страховидины, то и дело приходилось отбиваться и нести потери, а вот обратно - не попалось даже завалящей ворслы, хотя там они кишели.

- Кто это - ворслы? - спросила эльфийка.

- Зубастая дрянь размером с кошку, шестиногая, невкусная и злобная. И прожорливая. Поодиночке - ерунда, но они стаями охотятся. Впрочем, малец не задумывался о том, что ему словно дорожку кто расчистил, не до того было, потому что тело не вполне повиновалось ему, а ползти по камням и трудно и больно. Осталось это в памяти многодневным кошмаром. Не то шел, не то брел, не то полз. Что ел, что пил - не вспомнил бы.

Но, в конце концов выбрался к людям, в тот самый городишко, что стоял в самом начале пути к Горному Королю, форпост людской перед Дикой местностью. И когда выполз на проселочную дорогу и уселся посредине произошла неожиданная встреча - тележка с лошадкой появились, а вожжи были в руках шелапутной грудастой девахи, он с трудом, но узнал ее - служанка на постоялом дворе, где они останавливались перед походом. Та сочувственно заохала, заахала, помогла влезть в тележку, накрыла дерюжкой и мигом отвезла в свою конурку, где и раздела и на постель уложила и вина притащила. Добрая душа, отзывчивая...

Тут гном прервался, усмехнувшись кривым ртом.

- Никогда бы малец не подумал, что носить сиськи так сложно. Особенно если это достойные, здоровенный дойки. Приходится откидываться назад, чтобы не заваливаться вперед, да еще у вас, женщин, ноги короткие, центр тяжести ниже, все очень неудобно. А мышцы слабые. Толком даже не подерешься.

- Малому пришлось драться? - спросила лекарка.

- Ага. Палач перед казнью хотел попользоваться прелестями этой служанки. Ну что ты так смотришь? Малец сам не понял, как пара пригоршней из брошенного в горах мешка с драгоценностями оказалась в карманах камзола. Они и посыпались, когда шлюшка помогала раздеться.

- И утром юный эльф почувствовал, что ему трудно ходить на коротких ножках, но с полными грудями? Его зарезала ночью эта решительная девчонка? - кивнула эльфийка.

- Нет. Ран не было. Отрава, скорее всего. Кирпичный румянец на щеках, запах горького миндаля...

- Знаю такое снадобье. И опять было очень трудно привыкать? - с большим интересом посмотрела гному в глаза Галяэль.

- Это все время трудно. Каждый раз заново. Правда времени уходит куда меньше, зачастую даже и падать не приходится. Но по-любому очень тяжело и потом пару дней совсем не по себе. Умирать всякий раз и страшно и больно и привыкнуть к этому невозможно. Всякий раз - как впервые. И ощущение - как навсегда. Правда, потом так тошно, что не до того... - нахохлился гном.

- И что, палач не одолел? Я думала, они там все здоровенные амбалы - спросила Галяэль.

- Глупости. Что там делать здоровяку? Этот тоже был плюгавый. Вонючий и мерзкий. Хоть про эльфов и говорят, что они вольны в рискованной любви, по большей части это выдумки. Но это было совершенно невозможно. Он и отыгрался, когда вешал. Петля не сломала шею, да и вообще не совсем на шее оказалась, служанка долго плясала на веревке, дрыгая ногами и трепыхаясь. Публика хорошо повеселилась. А потом шлюшка перестала дергаться, а палач навернулся с помоста и ухитрился сломать себе руку. Только этого не хватало!

- Да. Чувство юмора у Горного Короля очень своеобразное. А умереть от старости малец может? - спросила заинтересованно Галяэль.

- Малец пытался. Получилось совсем плохо и даже сейчас вспоминать тошно. За хворым старикашкой ухаживала добрая бабенка, село было богатое, еды хватало, потому они в этом селе были гостеприимны. Оказалось, что последний вздох забирает того, кто рядом оказался, даже если это и не убийца. И если таскать полные сиськи - непросто, то быть беременным - это совсем невыразимо! Малец бывал и толстяками и толстухами. Но это самое непростое, быть беременной.

Тут гном поерзал, даже вроде смутился и сказал:

- Смешно признаться, но в то время малец даже полюбил чужой плод в себе. Что-то происходит с головой, не иначе.

- И где-то живет род, рожденных мальцом? - засмеялась лекарка. И тут же обрезала свой смех, потому как взгляд из-под капюшона был более чем мрачен.

- Нет. Не живет.

- Болезнь?

- Набег.

- Орки?

- Нет. Такие же люди. Соседи. Не стало села, не стало гостеприимных простаков. Потом не стало тех, кто пришел в этот набег. Они умирали каждую ночь по одному, по два воина. Убийцу - из своих же - находили быстро, но это не меняло дело. В лагерь налетчиков пришел всего один уцелевший из большого отряда. И ночью лагерь сгорел.

Помолчали.

- Ладнор. Мне порар - поднялся с поваленного ствола гном. Подмигнул.