Антон Стариков - Игра в Жизнь

— Благодарю тебя неизвестный герой из великого и древнего народа фейри. Дозволенно ли мне будет узнать твое имя и пригласить тебя к нашим кострам, что бы отпраздновать спасение и возвращение к нам, наших пока еще глупых, но всегда любимых детей? — шаман говорил на чистейшем языке фейри, а не на той малопонятной тарабарщине с вкраплениями фейрийских слов, которую он привык слышать от детей.

— Меня зовут Дримм и я рад принять твое приглашение. Позволь узнать и твое имя, о великий шаман народа квелья? — Немного высокопарно получилось, но шаман сразу задал такой слог, ответить как то более просто — выставить себя косноязычным примитивом, не способным связать двух слов красиво. Вообще умение красиво говорить всегда ценилось, что у так называемых '' нецивилизованных ''народов, что у тех кто считает себя вершиной развития цивилизации. Еще в той жизни хорошо подвешенный язык не раз выручал его и облегчал жизнь при общении с разными вождями, старейшинами, главами местных администраций. Разница между ними в конечном счете была не велика, все всегда зависело от конкретных людей и личной симпатии или антипатии.

— Мое имя Фав — Флох что на вашем языке значит Старый Хитрец, ты правильно догадался, я Великий шаман, старший над шаманами 19ти племен народа квелья. И я рад приветствовать тебя и благодарить и от себя лично за спасения моей внучки, и от всего моего родного племени за спасение наших детей, — закончив со словословиями шаман махнул рукой и все, включая Дримма, двинулись за ним.

Только на следующий день Дримм догадался, что пир проходил в самом центре поселения, на чем то вроде площади. В настоящий момент он думал, что его привели на специально подготовленную поляну. Само место пиршества было оформлено небольшими плетенными циновками, положенными в стык и образующими единый огромный сложный узор. По краям этого своеобразного пазла расставлены шесты с плетенными шарами наверху, внутри которых горел неяркий свет, по стрекотанию догадался, что лампочками служат светлячки, причем осветительные шары были сплетены с очень большими зазорами, и при желании светляки могли улететь, но не делали этого. Видимо лесные жители как то сообщили обо всем произошедшем соплеменникам, и те за четыре часа, что они шли до поселения, успели все это приготовить. За время пути старый шаман расспросил о его взгляде на события с гоблинами и о жизни в форте, даже закинул пару ''удочек'' о том, что было до этого. О схватке и жизни в форте рассказал, стараясь нечего не скрывать, а про жизнь до форта — ничего, отделался общими фразами по игровой легенде. Про племя узнать удалось немного, Старый Хитрец не спешил делится информацией, смог только выяснить, что в этом поселении живет около 200 квелья и в полтора раза больше в маленьких поселениях вокруг, все они считались одним племенем. Также удалось познакомиться с отцом Аясовы являвшимся формальным вождем, но как он понял вся власть что светская, что духовная принадлежала Великому шаману, который сам происходил из этого племени и которому подчинялись все вожди и шаманы, а значит и племена квелья в этой части Великого леса.

По прибытии на празднество все расселись в соответствии с рисунком на циновках от центра к краю, ему досталось видимо почетное место рядом с шаманом и вождем. Женщины стали разносить большие деревянные доски — подносы с разнообразной едой на них, причем на каждой было не одно конкретное блюдо, а несколько композиций из разных комплектов продуктов. Все эти блюда очень напоминали подачу суши, только деревянные подносы были крупнее, круглой формы и еще ни рыбы (кроме той которую он сам утром испек, она тоже попала к столу), ни риса, ни хитрых японских соусов. На столах, в прочем столов как и стульев в общем то и не было, лежали разные овощи, орехи, грибы, какие то корнеплоды, в сыром и вареном виде, из мяса — зайчатина тушенная все с теме же овощами и лягушки на шампурах. Совершенно случайно обнаружился и третий вид мясных блюд — длинные запеченные черви, принятые им сначала за съедобные корешки. Только взяв в рот и почувствовав мясной вкус понял свою ошибку, несмотря на желание сплюнуть эту ''вкусняшку'', что бы не обидеть хозяев, пришлось прожевать и сглотнуть, подавив рвотный рефлекс. Вообще даже такого мяса здесь было немного, и оно явно считалось деликатесом, как и вся белковая пища. Пили уже знакомое по форту вино, как ему удалось узнать в самом конце пребывания в форте, сделанное из древесных грибов. По качеству здешнее на порядок превосходило то, что продавалось в гарнизонной лавке, что более менее примерило его c переизбытком растительной пищи. Ни хлеба, ни сыра, ни других кисломолочных продуктов не наблюдалось, да и подсолено все было бедновато. Как уже говорилось ранее — единственным светлым пятном было великолепное вино.

Во время пира каждый присутствующий (а собрались по видимому все члены основного поселения племени и еще не меньше сотни из малых) считал своим долгом поблагодарить его, сказать ему какой‑нибудь комплимент и задать вопрос про жизнь вне великого леса, про бой с гоблинами, про верши или оружие, подаренное детям. Поскольку все вопросы шли через шамана, ставшего своеобразным переводчиком, то Фав — Флох скоро устал постоянно переводить и с разрешения Дримма коснулся его в области груди навершием своего посоха, таким образом обучив его языку квелья и заодно почему‑то гоблинскому. Теперь уже Дримму пришлось нелегко — раньше, пока Старый Хитрец переводил вопрос или ответ, он успевал что нибудь съесть и выпить, теперь времени на это не стало, пришлось без устали работать языком. Под конец к нему обратился отец Аясовы от себя и от остальных родителей, одаренных им детей. Явно боясь обидеть Дримма, посетовал, что такое серьезное оружие оказалось в руках у детей, и что взрослые могли бы распорядится им лучше. Заверил вождя, что он понимает его беспокойство и что не будет против, если пока дети не вырастут оружие побудет у их родителей. Ответ явно удовлетворил вождя и пир продолжился своим чередом. Закончилось все поздно ночью, его отвели в какое то помещение недалеко от поляны. Если честно с вином он перебрал, да и закусывал явно недостаточно, поэтому дорогу не запомнил, бухнулся на лежанку из трав и отключился.

Жара стояла неимоверная, казалось палит не только снаружи, но и изнутри тела навстречу солнцу поднимается такой же жар, и от него осталась одна кожа, запекающаяся с двух сторон. Одежда несмотря на то, что это был специальный пустынный камуфляж, сделанный из ткани вроде бы должной способствовать терморегуляции тела, совершенно не спасала от пота и зноя. Хотелось сорвать ее с себя, но нельзя, во первых, бесполезно, а во вторых, тут же сгоришь. Один швед тоже походил так в одних трусах в полдень и к вечеру слег, через две недели местные врачи ''умыли руки'' и отправили его на большую землю — больше здесь его никто не видел. Кондиционер в машине, вышел из строя, все равно он давал лишь видимость облегчения, после него было еще мучительней вылазить наружу.