Майкл Гаррисон - Свет

Эд не знал, что ответить. Он испытывал к себе большее отвращение, чем когда-либо раньше, за то, что позволил собой манипулировать и пользоваться. Покачав головой, он отвел взгляд.

— Тебе больно, не так ли? — спросила Сандра Шэн.

— Пошла ты на хер! — ответил Эд.

— Даже для твинка, Эд, это пошловато. Тебе разве не интересно узнать остальное? Ты не хочешь знать — зачем?

— Нет, — сказал Эд, — не хочу.

— Ты же голову в аквариум сунул, Эд.

— То было другое, — сказал он. — Ну ладно, зачем все это нужно? Что со мной там происходило? Куда я совал башку? Понимаешь ли, мне было противно этим каждый день заниматься.

— Ах, — молвила Сандра Шэн, — там была я. Я всегда с тобой, Эд. Ты был не один. Я была средой твоего обитания. Вроде протеомы в твинк-баке, э? Ты плыл в будущее сквозь меня.

Она задумчиво закурила.

— Впрочем, это утверждение не совсем корректно, — уточнила она. — Я тебя обманывала. Я натаскивала тебя не столько прозревать будущее, сколько испытывать его. Как тебе это, Эд? Создать будущее? Изменить его. Изменить все.

Она покачала головой, словно сочла, что сегодня неудачный день для объяснений.

— Попробуем иначе, — начала она. — Когда ты устроился на эту работу, то сказал, что летал на кораблях всех типов, кроме одного. На каком именно корабле тебе летать не довелось?

— Кто ты? — прошептал Эд. — Куда ты меня гонишь?

— Скоро узнаешь, Эд. Взгляни!

Скрученная пленочка света, бледная вертикальная улыбка длиной семьсот километров, парила над ними. «Превосходная скидка» тряслась и звенела, точно от ударов колокола, под напором отверзавших червоточину сил и элементов двигателя ad hoc [72] Здесь: наскоро сработанного (лат.) . Сандры Шэн.

— Физика тут разнообразнее, — проинформировала она Эда, — чем вам, людям, грезится в своей философии.

Снаружи чужаки удвоили усилия, засновали быстрее и по усложнявшимся траекториям. Внезапно глаза мадам Шэн загорелись восторгом.

— Немногим такое достижение по плечу, Эд, — напомнила она. — Ты же тут был, ты можешь это признать.

Эд невольно усмехнулся.

— Ты только глянь на нее, — восхищенно проговорил он. — Как вообще они такое сотворили, по-твоему?

И покачал головой.

— Что касается достижений, — добавил он, — то Билли Анкер этот персик с ветки сорвал. Я видел, как он это сделал, двенадцать лет назад. Если я что и помню в точности, так это оно. — Он пожал плечами. — Конечно, Билли не вернулся. А раз так, то рекорд не считается.

Что-то в бездумных рассуждениях Эда заставило мадам Шэн улыбнуться. Минуту-другую она созерцала картинку на экранах. Затем мягко произнесла:

— Эд?

— Да?

— Энни мной не была. Энни была настоящая.

— Это радует, — ответил Эд.

Червоточина проглотила его.

Переход он провел во сне. Невесть почему, но, даже не просыпаясь, Эд заподозрил, что состояние это навеяно мадам Шэн. Он скорчился в пилотском кресле, скосив голову набок, тяжело дыша через рот в неглубоком беспамятстве. За сомкнутыми веками глазные яблоки подергивались простым, но настойчивым электрофизиологическим кодом.

Снилось ему вот что.

Он снова оказался в родном доме. Стояла осень — глубокая, под вязким, как войлок, дождем. Сестра спускалась из отцовского кабинета, неся поднос с посудой. Эд притаился в сумраке на лестничной площадке, затем выпрыгнул на нее из засады.

— Война-а-а-а-а-а! — воскликнул он. — Упс!

Слишком поздно. Она выронила поднос, и тот полетел на пол в сочащемся из окна свете. Сваренное вкрутую яйцо покаталось широкими эксцентрическими дугами и улетело вниз по ступенькам. Эд ринулся за ним, вопя:

— Йо-йо, йо-йо, йо-йо!

Сестра на него разозлилась. Они потом долго не разговаривали. Он понимал, что это из-за увиденного им перед тем, как выпрыгнуть из засады. Сестра уже держала поднос только одной рукой. Другой — дергала на себе платье, словно то ей было не по росту. Руки уже расслабились, став мягкими и безжизненными. Она уже начинала плакать.

— Я не хочу быть мамой, — твердила она себе.

В этот миг жизнь Эда полетела под откос. Потом уже ничего настолько же скверного не происходило, даже когда отец наступил на черного котенка; а если кто заявлял, что дела пошли наперекосяк еще раньше, то ошибался.

— Пора себя за это простить, — произнес голос.

Эд, наполовину проснувшись, ощутил мягкое прикосновение внутренностей червоточины и сокращение их под натиском корабля. Он вяло улыбнулся, вытер губы тыльной стороной кисти и снова уснул, на сей раз без сновидений. Под защитой яростного сияния чужацких двигателей, в покое и неге иронической усмешки и непостижимых мотивов существа, предпочитавшего тогда называть себя Сандрой Шэн, Эда без приключений, с известным изяществом проталкивало по родовым путям миллионолетней давности. А то и более древним. В конце пути его ждала взрывоподобная вспышка глубокого света невообразимых свойств.

Выбежав из коттеджа, Майкл Кэрни в последний раз испытал прилив воспоминаний и погрузился в прошлое, увидев себя двадцати лет от роду, вернувшимся из последнего невинного путешествия на поезде; на выходе со станции Чаринг-Кросс, куда указали ему путь карты Таро, по парковке такси расхаживала невысокая, плохо одетая женщина. В правой руке она держала конверт и вопила:

— Ах ты ж чертов клочок бумаги, ах ты ж чертов клочок бумаги!

Ее широкое лицо в рамке седых волос раскраснелось от натуги. На ней было мареновое пальто, плотное, точно ковер, сдавившее пухлые груди.

— Ах ты ж чертов клочок бумаги! — визжала она.

Словно пытаясь сформулировать адрес для последней неоспоримой доставки, она варьировала ударение во фразе, пока оно не перебывало на всех словах. Было похоже, что ею движет какая-то необоримая сила. Для нее вопли стали работой, тяжелейшей, неблагодарной, вызванной глубинными потребностями. Кэрни невольно содрогнулся. Но казалось, никого больше поведение старухи не заинтересовало: прохожие поглядывали на нее с осторожным интересом и даже сочувствием, если ей случалось к ним обратиться. Когда подошла очередь Кэрни, сумасшедшая остановилась прямо перед ним и взглянула ему в глаза. Она была невысока и дородна. От нее навязчиво пахло заброшенным жильем, древними одежками и мышами. Кэрни постарался сдержать нервозность, навеянную неоспоримой драматичной искренностью ее эмоций.

— Клочок бумаги! — заорала она. Он увидел, что письмо в ее руке потрепано, надорвано на сгибе, залоснилось от постоянного ношения. — Ах ты чертов клочок!.. [73] Имя Шрэндер созвучно shredder — измельчитель для бумаг (англ.) .

Она протянула ему листок. Кэрни молча отвел взгляд, смутившись. Потоптался на месте.