Майкл Гаррисон - Свет

Сандра Шэн поглядела им вслед. На пару мгновений ее вроде бы окутали печаль и нерешительность.

— Может, еще сигаретку скурить? — обратилась она к Эду. — А впрочем, нет.

Движения ее сделались порывисты, раздражительны: это на нее было отнюдь не похоже. Тень Сандры утратила покой. Руки заметались в одеяниях. Или нет? Возможно, все это значило куда больше. На миг везде замелькали искры. Она издала сердитый вздох, но тут же расслабилась.

— Эд, давай вставай, — проговорила она.

И Эд поднялся, пробудившись на горизонте маленького мира, озаренного внушавшим отчаяние светом Тракта Кефаучи.

Над ним взметнулись колонны пламени — аскетичных цветов и оттенков несочетаемых, а порою цветов смальты. Чуть в сторонке, подсвеченный огнем, оттенка которого Эд не мог бы назвать, покоился K-рабль с заглушенным двигателем, и корпус его все еще подрагивал от усилий сдержать системы оружия; а еще Эду в глаза бросились коричневато-рыжие человеческие останки, представленные цельным скелетом, с остатками плоти и костных хрящей. Попирая ногой плечо скелета, с видом странно неуверенным, но — в яростном неустанном свете — отчего-то менее грозным, чем поначалу могло показаться, стояло существо, известное порою как Сандра Шэн, иногда как доктор Хэндс, а чаще всего за минувшие эпохи, в большинстве контактов с кратковечными его собеседниками, под именем Шрэндер. [77] В оригинале имена Sandra Shen, Dr. Haends и Shrander близки к анаграмматическим перестановкам друг друга. Эд искоса оглядывал ее. Росточка невысокого, облачена в темно-бордовое пальто, на котором не хватает нескольких пуговиц, вместо головы — лошадиный череп, в глазницах — будто половинки граната. [78] Облик Шрэндер здесь точно совпадает с описанием лошадиной маски из романа Гаррисона «In Viriconium» (1982), конской головы на шесте в ритуале из «Повелителей беспорядка», а также интерфейса полуразумной кладки насекомоподобных захватчиков из «Бури крыльев».

— Кто ты? — спросил он. — Ты настоящая?

Он ощупал себя руками. Так, надо по порядку.

— А я настоящий? — уточнил он. И: — Я раньше встречал тебя.

Не получив ответа, он потер лицо руками.

— Я же знаю, что раньше встречал тебя.

Он сделал широкий жест.

— И все это… — начал он.

— Восхитительно, не правда ли? — сказала Шрэндер. — А ведь тут везде так.

Эд не это хотел сказать. Он имел в виду, что забрался дальше, нежели планировал.

— Не уверен, что знаю, где я сейчас.

— А ты прикинь, — сказала Шрэндер с некоторым удовлетворением, — я тоже! Тут столько всего, правда?

— А-а-а, — протянул Эд, — ты же Сандра Шэн.

— И она тоже. Да.

Эд собрался с мыслями. «Пока что , — подумал он, — достаточно просто держать себя в руках. Смирись с этим». Но Шрэндер показалась ему рассудительной и сочувствующей, и вскоре он расслабился. И почувствовал, что должен приложить следующее усилие; поразмыслив немного, он догадался.

— Ты ведь из K-ультуры, правда? Вы не исчезли, ребятки. Вон оно что. — Он глянул на нее с затаенной робостью. — Что ты такое?

— О, — сказала Шрэндер, — вряд ли ты поймешь ответ. Кем бы меня ни считали, других таких, как я, больше не осталось, это уж наверняка. — Она вздохнула. — Все хорошее рано или поздно заканчивается, Эд.

Эд не придумал ответа.

— Как ты себя чувствуешь? — только и смог он спросить. — В смысле — вот в этом облике?

— О, превосходно. Отлично себя чувствую.

— Тебе не одиноко? Ты не терзаешься?

— Разумеется. Конечно же одиноко. Мне малость не по себе. А кому бы не было на моем месте? Но, Эд, были у нас славные деньки, их-то не отнять!

Она с явным воодушевлением поглядела на него.

— Жаль, что ты не застал нас. Мы вот точно так и выглядели, правда, я бы не прочь побольше ленточек заиметь. — Она рассмеялась. — А что под пальтишком, я тебе не покажу.

— Готов побиться об заклад, ты выглядишь обалденно, — сделал ей комплимент Эд.

— Но я там не совсем Нина Волдыриха. — Она задумалась, и, вероятно, на более долгий срок, чем рассчитывала.

— О чем бишь я? — спросила она Эда.

— О славных деньках.

— О да, Эд, были у нас славные дни, были! Жизнь для нас текла точно так же, как для вас, ну, может, немного лучше. В один момент все словно на пирушке в раю, и тут же — быстрый переход из блаженных грез к реальности. Ну, ты в курсе. Ад кромешный. Мы на этой пирушке несколько перемен блюд высидели. И видел бы ты, чего мы добились, Эд! Мы кроили меню по своему желанию. Код у нас был как ручной. Мы получили все ответы, каких вы, люди…

Она осеклась и указала в небо.

— А потом наткнулись вот на это . Говоря начистоту, Эд, мы словно лбом о стенку на полной скорости влетели. Когда мы явились сюда, эта штука была стара. Те, кто побывал тут до нас, — они успели одряхлеть, а мы еще на свет не родились. Мы жадно набросились на их идеи, так же как сейчас вы. Мы попытались раскусить этот орешек…

Шрэндер, казалось, передернула плечами.

— …и ничего у нас не вышло. Но, Эд, ты бы нас видел! Мы научились кое-чем управлять. Восхитительное было времечко. А в итоге мы ничего особенного не добились. Ну потолкались, посуетились, и все.

Она склонила голову и нацелила длинный костяной клюв на Тракт. Затем опустила его к пыли у своих ног.

— О, я не жалуюсь, — произнесла она. — Даже сейчас все отлично. В смысле это ж было приключение, наше собственное. Мы без этого не могли. — Вот в этом вся засада, Эд. Мы в это вляпались. Мы увязли по самые помидоры в том, чем стали.

— Тебе этого не хватает, — сказал Эд.

Раздался вздох Шрэндер.

— Да, — признала она. И добавила: — Мы запутались. Так бывает с этой штукой. Она отшвыривает. Она калечит. Сердца разбивает. И наши тоже: она сломила наш интеллект, нашу способность к постижению. В конце концов наш запал угас.

Последовала пауза; оба размышляли о пределах возможного, и Эду это было приятно, поскольку он всю жизнь положил на то, чтобы отодвинуть их.

Ощутив, что пауза слишком затянулась, он нарушил молчание:

— И что тогда случилось?

— Эд, ты не отвлекайся. Не теряй нити. Стоит признать: мы кое-что упустили. Но этот факт сам по себе послужил нам указанием. Нам Тракт недоступен; ну мы и решили создать нечто, способное туда пробиться. Я последняя из своего племени, Эд. Ты прав: меня оставили следить за исполнением проекта.

Шрэндер умолкла.

Помолчав, добавила устало:

— Я давным-давно устарела, Эд.

Эд чувствовал горечь и тяжкое одиночество в ее словах. Как смягчить эти чувства у чужака? Обнять за плечи? Сказать: «Мне жаль, что ты вышла в тираж?» Шрэндер, наверное, поняла, о чем он думает, потому что спустя миг бросила как ни в чем не бывало:

— Да ладно, Эд. Не стоит напрягаться.