Сергей Сюрсин - Фантастика. Все демоны. Чарка

Постепенно сознание проясняется, и до меня доходит, что я дома, в своей постели, а все остальное – кошмарный сон. Вот только ощущение присутствия в комнате кого-то чужого остается реальным. Это подтверждает блеклый круг света, ползающий по журнальному столику, что стоит у изголовья кровати. Я замечаю его боковым зрением, но ни повернуть головы, ни вскочить, ни заорать, чтобы спугнуть ночного гостя, не могу. Тело сковано по рукам и ногам какой-то неведомой силой. Даже взгляд – и тот отвести не в состоянии. Только безропотно слежу за тем, что творится на столике. А непрошеный посетитель неспеша перебирает бумаги. Его самого не видно, только газеты – одна за другой – подымаются и аккуратной стопкой укладываются в сторонке. Что-то неестественное, мистическое грезится в этих действиях. Гнездящийся глубоко внутри страх выступает наружу. Волосы на голове шевелятся сами собой, мозги вмиг очищаются от хмельной тяжести. Собрав в кулак все свои силы, пытаюсь сдвинуться, но не могу. Только мысли лихорадочно ворошатся в голове, пытаясь найти объяснение происходящему. От этого, от беспомощности стиснутого в коконе тела они кружатся все быстрее. Я чувствую, как подхожу к грани срыва, за которой беспамятство или сумасшествие.

И тогда, словно почувствовав мое состояние, свет гаснет. На меня валится темнота. Оцепенение исчезает. Падаю мешком на постель, зарываюсь в подушку и, укрывшись с головой одеялом, лежу, не в силах ни заснуть, ни решительно и смело откинуть одеяло.

Полудюймовое сверло впивается в затылок и принимается с визгом и скрежетом вгрызаться все глубже и глубже. Не в силах более терпеть, трясу головой и… просыпаюсь. Уже рассвело, и лучи солнца осторожно заглядывают в окно. Сверло исчезло, но визг и скрежет продолжаются. Постепенно звуки трансформируются в дребезжащий звон. До меня, наконец, доходит, что звонит телефон. Протянув руку, промахнувшись, все же зацепляю его и прижимаю трубку к уху.

– Серега! – узнаю голос Димыча, нашего оператора.

– Ну! – вяло буркаю я.

– Ты что, спишь еще?! – озмущенно орет Димыч.

– Не совсем. И не кричи так, у меня со слухом полный порядок.

– А со временем у тебя тоже порядок? Знаешь сколько уже?

– Время? – я бросаю взгляд на будильник, стоящий на журнальном столике. Стопка бумаг, лежащая на нем, вызывает какое-то смутное воспоминание, но я не обращаю на него внимание. – Со временем у меня тоже все в порядке. У тебя что, часы остановились?

В трубке слышится какое-то кудахтанье.

– Ладно, успокойся, – благодушно произношу я. – Сейчас полдевятого.

Кудахтанье прерывается, и Димыч опять орет. Опасаясь за сохранность своих барабанных перепонок, отодвигаю трубку на безопасное расстояние.

– Ты никак с утра уже тепленький? – надсаживается он. – К вашему сведению, сэр, уже десять. И вам давно уже надлежит быть в студии.

Чувствуя подвох, тянусь к будильнику. С ним все в норме, тикает исправно.

– Кончай свистеть, – я придаю голосу болезненное выражение. – Мне и без того тяжко. – Впрочем, особо притворяться нужды нет. Внутри меня гнездится дрожащая пустота. В голову забрался чугунный колокол и бухает там, сотрясая все внутренности.

– Да проснись ты, наконец! – децибелы Димыча впадают в резонанс с буханьем колокола, вызывая в желудке приступ тошноты. – Погляди в окно. День на дворе.

– Ну и черт с ним! – злюсь я. – По мне хоть день, хоть вечер – все едино. Не помрете там без меня. Пристал, как репей!

– Я бы не приставал, – снижает обороты Димыч, – да тебя тут разыскивают. С ног сбились. Шеф в ярости, грозит всеми карами небесными и земными.

– Что случилось?

– Да так, пустяки. Дело не в них, а в том, что тебя нет на рабочем месте. Опять по холке получить хочешь?

– А мне не привыкать. Ладно, сейчас приеду.

День начинается скверно и обещает кончиться еще хуже. Не желая искушать судьбу, соскакиваю с постели и суетливо мечусь по квартире, одновременно одеваясь, умываясь и завтракая, вернее, выпивая на ходу стакан холодного вчерашнего чая. Наручные часы, обнаруженные на кухонном столе, указывают на десять, что придает мне дополнительное ускорение. Все-таки подвел будильник, чего за ним раньше не замечалось.

На ходу запнув подальше какой-то конверт, валяющийся на полу и придающий ему неухоженный вид, я вылетаю из квартиры.

Как назло одним из первых попадается шеф.

– Мы, наконец, изволили появиться, – ехидно констатирует он и уже строго, с не сулящими ничего хорошего нотками в голосе добавляет. – Зайдешь после ко мне.

Почесав свою бедную шею, которой, судя по всему, сегодня крепко достанется, мычу невразумительно-извинительный ответ и ретируюсь в студию.

– Ну, что здесь стряслось? – накидываюсь на Димыча.

– Люди ждут. Представители общественности, так сказать.

– По какому делу?

– Наблюдали вчера над городом летающую тарелку.

– Чего? – я оторопело опускаюсь на стул.

– Тарелку, говорю, летающую видели. Неопознанный летающий объект, НЛО, понимаешь?

– Это я уже понял. Дальше-то что?

– А дальше ничего. Вот пришли, хотят поделиться впечатлениями.

– … твою! – рычу я. – Стоило из-за какой-то паршивой тарелки весь сыр– бор разводить! Я уж подумал, что опять наверху зашевелились, а вы – тарелка. Тьфу!

– Ты не кипятись, Серега, – пытается успокоить меня Димыч. – Разве это не интересно?

– Может и интересно, но только не мне. У меня другой стиль работы. Да и была ли она вообще, эта ваша тарелка? Блажь!

– Ничуть не блажь. Многие видели. Нас уже с утра звонками достали. Даже из редакции звонили. Шеф дал указание сделать передачу.

– Па-а-шел он со своей передачей! Пусть сам делает. Я такой материал катать не буду.

– Не ерепенься, Серега, не накаляй обстановку. Давай, пошли. Я уже аппаратуру настроил.

– Дай сигарету, – устало прошу я.

– На, – вытаскивает Димыч пачку, – покури, успокойся и подходи. Я буду в операторской.

– А как снимать-то? – я уже затихаю. – У меня ни сценария, ни вообще каких-либо наметок.

– Делай, как обычно – экспромтом. Потом смонтируем.

– Дал вас бог на мою голову! – сплюнув, я тяжело поднимаюсь, – и тебя, и шефа твоего. Ступай на пульт!

– Ну вот, – хлопает Димыч меня по спине, – порядочек!

Съемочная площадка занимает обширное помещение, но из-за того, что две трети ее забиты телекамерами и различной бутафорией, сама она сузилась до размеров пятачка. То и дело спотыкаясь о кабели, извивающиеся на полу в разных направлениях, я пробираюсь сквозь эти катакомбы и оказываюсь на пятачке. Здесь уже стоит столик с креслами, ширмы подсвечены в соответствующей тональности, подведен микрофон и камеры. Я критически окидываю все это, заглядываю в видоискатели камер, слегка поправляю подсветку и остаюсь доволен. Димыч потрудился на славу. Вот только народа что-то не видать.