Илья Некрасов - Остров Утопия

За стеклянной витриной курил… манекен. Видимо, я заметил свет от зажигалки, когда он прикуривал.

За его фигурой высилась темнота, и как подобраться ближе, было неясно. Оставалось смотреть на манекен через стекло. Судя по толщине рамы витрины – бронированное. Зачем оно здесь?

Мы стояли, разделённые стеклом. Глаза постепенно приспосабливались к потёмкам. Манекен носил модный, хорошо подогнанный, деловой костюм с галстуком и платочком в кармане пиджака. Лицо скрывали поля шляпы. Голова опущена к груди. Сигарета потухла. Очевидно, манекен не умел вдыхать.

Сигарета просто сжималась в подвижных механизированных губах. Он поднёс к ней зажигалку и чиркнул. Пламя осветило нижнюю часть «лица».

«Неужели я ошибся в тебе? Как ты собираешься спасти её, если не можешь позаботиться о себе?» – прочитал я по шевелящимся губам электромеханического манекена.

Пламя зажигалки погасло, и «лицо» манекена погрузилось в темноту.

– Кто ты? – выдохнул я.

Он приподнимал голову. Из-под полы шляпы показались горящие холодным белым светом глаза.

Из динамиков, установленных в стенах магазина, раздался голос моего шантажиста-заказчика, которого я прежде считал человеком Уммы:

– Тот, кто держит тебя за горло. Остальное неважно.

Глаза манекена погасли. Слабый огонёк сигареты потух, и на место лица вернулась темнота. Голова механизма плавно опустилась вниз, и сумрак прикрылся полями модной шляпы.

– Важно.

– Может, я – даже не кукла? Может, только голограмма. Какая разница?

Выходило, что я совершенно не знал, чьи выполнял приказы. Мне просто звонили, и всё. Чёртов мир вокруг оказывался ещё более непонятным, чем казалось раньше.

– Мне нужна правда. Я хочу знать… на какой стороне…

– Люди, – произносили динамики. – У правосудия есть меч. Лезвие очень тонкое, и как удержаться на нём? Правда слишком близка к неправде. Они, как сиамские близнецы, которые часто погибают, если их пытаются разделить. Не пытайся понять что-либо. Выполняй приказы.

Я тихо сказал про себя:

– У меня странное чувство.

– Какое? – с разных сторон спросили невидимые динамики.

– Я всё чаще слышу умные слова. Но тогда почему вокруг безумие?

– Невозможно помочь всем.

– Зачем шантаж? Мы могли договориться. Ты же машина, да? У тебя нет эмоций, ты – чистая математика. Зачем издеваться надо мной?

– Грубость ты понимаешь куда лучше. Выбирайся из лагеря через этот магазин. Путь свободен.

Динамики стихли. И некто незримый, выходивший на связь, отключился. Я был совершенно дезориентирован. Не понимал того, во что вляпался. И даже больше – в каком мире приходилось жить.

Я даже начал подумывать о том… а не умер ли я где-то по пути в это безумие. Рассыпающаяся, наполненная энтропией, реальность ставила меня в тупик, напоминая затянувшийся предсмертный бред.

Но что, если умер не столько я, сколько окружающий мир? Пока не физически, а как-то иначе?

Я бродил по задним дворам Освенцима больше часа. На лагерь опустилась ночь. Вместо нормального ночного неба вверху висело темнеющее туманное марево.

Бесчисленные безликие хозяйственные постройки и похожие друг на друга бараки создавали впечатление повторяющегося, зацикленного, бессмысленного кино. Оно виднелось повсюду. Будто заранее знало, куда я повернусь и когда открою глаза.

В проходах между корпусами и на хозяйственных дворах попадались одни и те же деревянные ящики, погрузочные поддоны, отсыревшие картонные коробки.

По кирпичным стенам и бетонным плитам заборов гуляли тени от лопастей ветряков, расположенных на крышах зданий. Промозглый осенний ветер раскачивал лампы, висящие на столбах.

Сквозь темноту тянулись пучки труб отопления. Пар от них не поднимался. Эту часть лагеря не полностью ввели в эксплуатацию.

Я упёрся в забор с искрящей проволочной сеткой наверху. Свернул в сторону – там показался небольшой КПП. Проход дальше скрывался внутри дома. Я осторожно приблизился и, ступая по темноте, продвинулся внутрь.

Никого. Даже мебели нет. Просто обшарпанные стены.

За КПП последовал небольшой дворик и широкие ворота с уходящими в неизвестность железнодорожными путями. Затем большое здание. Оно напоминало неработающий цех. Заброшенный или только строящийся.

Цех заполняло ржавое железо и неработающие механизмы. Оно и понятно – вся крыша в дырах. Балки и навсегда замершие мостовые краны оккупировало вороньё.

Казалось, они смотрят на меня как на обычную добычу – труп. Или так разыгрались страхи. Я слышал, что до половины вороних стай состоят из генномодифицированных особей, питающихся только мертвечиной. Это объясняло известный факт: беспилотники истребляют одни стаи, а другие не трогают. Поговаривали о нескольких случаях, когда вороны нападали на ещё живых людей, которых можно было спасти.

В глаза бросались запрещающие плакаты. «Не влезай», «Стой!» «Под напряжением!». Один раз показалась табличка: «Внимание, идут строительные работы!». Однако реальность вокруг утверждала противоположное: всё ломается, а не строится. Сверху падали куски крошащихся кирпичей, капала грязная вода, мотались искрящие кабели. Я смотрел на воплощение закона нарастания хаоса – энтропии – тепловой смерти видимого материального мира.

Не так далеко завыла собака. Затем ещё одна. Я остановился и прикинул, как обойти опасное место. Ведь в руках нет оружия, а насчёт бродячих псов существовало такое же мнение, что и о воронах.

Стараясь не шуметь, я поднялся на вторую отметку цеха и выбрался наружу. Дальше пошёл по узкому металлическому мостику, который упирался в лестницу, что вела на землю.

Послышался характерный рев реактивных моторов. Я пригнулся. Всего в сотне метров отсюда в небо поднимался грузовой конвертоплан. Газовые струи, вырывавшиеся из двигателей, разгоняли по сторонам мусор: картонные коробки и обрывки полиэтиленовых упаковок.

Значит, этот район лагеря не так уж необитаем! Пришлось ускорить шаг. Пару раз по пути попадались андроиды-грузчики, не обращавшие на меня внимания. Я казался им предметом окружения, вещью. На большом складе покоились декоративные здания и пластиковые панели, выглядевшие с определенные ракурса как стены домов.

Я не запомнил момента, когда бутафорский город перешёл в настоящий. Декорации вокруг остались прежними, но роботов как-то плавно сменили люди.

Невероятно, но Освенцим примыкал своим задним двором к трущобам какого-то городка! И граница между ними была предельно плавной и незаметной. Будто, она лишь в словах, а не в реальности.

Жители трущоб выглядели совершенно опустившимися, безнадёжными. Существами со шрамами на теле и в душе.