Дмитрий Старицкий - Горец. Оружейный барон

— Город так с землей сравняем, а там наши жители. Родной крови, — заявил Молас.

— Есть и на этот счет мысль, экселенц, — ответил я. — Перед каждым таким ложным штурмом забрасывать город листовками с дирижабля, разъясняя жителями, что даем им свободный коридор для выхода из города из гуманных соображений. Потому как островитяне и царцы выбрали их живым щитом в своей обороне. И каждый раз в печати обвинять вражеское командование, что оно специально не выпускает мирных обывателей из города только по собственной нечеловеческой жестокости. И так несколько раз. Придется правда взять на себя кормежку и временное обустройство беженцев, пока город не будет наш. Но кто сказал, что будет легко? Но пропагандой также надо озаботиться заранее. Пусть враг оправдывается перед мировым общественным мнением от чудовищных обвинений в преступлениях против человечности. Давно подмечено, что оправдываются виноватые.

Аршфорт сидел, уперев руки в колени и, поджав губы, смотрел на меня в упор. Потом сказал.

— Если бы я сам не знал, как ты воюешь, то действительно принял бы все, что ты тут наговорил за бред, настолько это все расходится с нашими боевыми уставами.

— Уставы устарели, ваше превосходительство, сразу по выходу из типографии. Их писали для прошедшей войны по ее опыту. Разве вы сами этой осенью всегда воевали по уставу?

— Уел, — помотал головой командарм. — Уел. Саем, доставай, что там есть у тебя выпить. А то голова идет кругом.

Пока Молас лазил к себе в сейф за бутылкой сливянки, я успел добавить.

— И не скрывайте приготовлений к штурму от врага, ваше превосходительство. Все равно он знает, что вы к нему готовитесь. Наоборот подготовка должна быть демонстративной. Как и артподготовка, после которой ничего не происходит.

— Так они же в своих газетах раструбят, что отбили настоящий штурм, распушил усы Аршфорт. — Победу будут праздновать.

— И пусть потешаться немного, даже пусть ордена получат от своего короля… Главное, что в итоге, — помолчал я немного и добавил. — И каждый день бомбить с воздуха порт, чтобы пароходу пристать некуда было, чтобы подкрепления они на шлюпках высаживали под бомбами, чтобы снаряды на плотах выгружали. Когда победим, то после войны все отстроим лучше, чем было.

Тут Молас разлил по трети стакана. Подвинул два к нам и взял свой. Сказал как тост.

— Дорогая получается война нынче.

— И с каждым годом будет обходиться все дороже, — поддержал его я.

— Похоже… — взял свой стакан командарм. — В моей молодости все было намного проще. За что пьем?

— За победу, — поднял я свой стакан. — За нашу победу.

Выйдя из штаба, я понял, что очень хочу есть. Я сегодня не завтракал и вместо обеда принял два раза по трети стакана сливянки. В хорошей компании, но… обеда это не заменит. В штабной столовой обеденное время закончилось, как и в столовых больших казарм. Оставалось только свистнуть ближайшего извозчика и поехать в ресторан.

По дороге я все размышлял над своим поведением. Мне что, больше всех надо? Все равно они все сделают по своему, а не потому как я насоветую, но вот зуд в лапочках проклятый покою не дает. Я ведь точно человек не от мира сего, — усмехнулся с горчинкой.

Как там сейчас мои на хуторе под Воротынском? Небось, оплакала вся родня бедного Савву, да и по суду признали погибшим. Или еще срок не вышел? Вроде, как помнится мне, такого три года ждут. Как исполнения обещания.

Интерьер ресторана за то время пока я в него не заходил, не претерпел никаких изменений. Все та же вульгарная роскошь, хорошая кухня и вышколенные официанты, как будто бы войны и не было. Халдеи поголовно мужчины, несмотря на постоянный призыв в армию. В других местах что попроще, давно уже перешли на женский персонал подавальщиц.

Зал, несмотря на дневное время, был полон. И я уже подумал, что обедать мне придется в местах попроще. К примеру, на вокзале, как ко мне подбежал метрдотель с извечным и неистребимым для такой категории людей 'чего изволите?'

Мой иконостас на груди и заискивающие поклоны метрдотеля привлекли ко мне повышенное внимание жрущей публики. На мне форма воздушного флота, а утренние газеты вышли с сообщением о сбитом царском дирижабле. О катастрофе 'Черного дракона' пока умалчивалось.

Подскочил разбитной халдей и с поклоном попросил меня пройти к столику, за которым меня ожидает 'его превосходительство'.

Метр облегченно приказал ему меня препроводить. Снялся с него шеи тяжкий груз найти мне едальное место.

У окна под большим фикусом один за столиком сидел генерал и удетский граф Бьеркфорт и приветливо мне махал рукой, приглашая. Отказываться не буду. Этот человек мне симпатизирует, хотя бы на словах. Да и привычка уже образовалась у меня с ним трапезничать. Ухмыльнулся я и пошел вслед за официантом к фикусу. — Дорогой барон, позвольте вам предложить разделить со мной позднюю трапезу, — приветливо произнес генерал, встав и протягивая мне руку для пожатия.

— С удовольствием, ваше превосходительство.

— Бросьте эти церемонии, мой юный друг, все равно мы с вами в одном ранге.

— Уже нет, ваше сиятельство, — ответил я, пожимая его ладонь, — Сегодня на аудиенции у его величества я подал прошение об отставке с поста королевского комиссара и оно было милостиво принято им с высочайшей благодарностью за мои труды на этом поприще.

Одновременно мы сели за стол.

— Вы позволите мне узнать причину такого поступка?

— Охотно, ваше сиятельство, Здоровье. Медицинская комиссия гарнизона Будвица признала меня негодным к военной службе в строю и предписала минимум полугодовое лечение от нервической лихорадки. Император также вывел меня за штат военно — воздушных сил.

— Как это печально, — проговорил генерал с сочувствием. — Глядя на ваши награды, я вижу перед собой одного из самых эффективных офицеров нашей армии. В свое время я был приятно удивлен, что вы, мой друг, совмещали трудные обязанности чрезвычайного комиссара с командованием броневым отрядом. А особенно тем, что у вас хватало сил и на то и на другое, чтобы быть успешным.

— Три ранения и две контузии сказываются даже на таком крепком организме как мой, — ответил я, чуть ли не краснея за эту свою политическую 'вторую контузию'. Врать этому прямому и честному служаке было невыносимо.

Спас меня официант, когда вручил мне меню и стал расставлять для меня приборы.

Я прикрылся от генерала большой кожаной папкой, в которой находился написанный красивым почерком лист с перечнем блюд и их ценами. Несколько раз глубоко вздохнул и пришел в себя.

— Выбирайте спокойно, — посоветовал генерал. — Успеем еще поговорить.

Я быстро сделал заказ из самых простых блюд, выбрав уху из свежевыловленной речной рыбы, каши типа гречневой с горячими гусиными шкварками, пару мясных закусок, коньяк и черный кофе с лимоном. Судя по ценнику, кофе существенно подорожал по сравнению с осенью. Хотя в этом заведении и самые простые блюда были недешевы даже до войны. Не был бы я в парадной форме нашел бы заведение подешевле. Моя крестьянская натура всегда бунтует против необоснованных трат.