Морис Дантек - Фактор «ноль» (сборник)

Действительно, не так уж и плохо, принимая во внимание все обстоятельства.

Не так уж плохо, но недостаточно.

Недостаточно, поскольку Нью-Йорк обрушивается.

Недостаточно, когда повторяется то, что мы пережили во тьме Северной башни. Теперь, когда она взрывается, мы переживем это под открытым небом, на дымящихся руинах Южной башни.

Ряд небывалых явлений происходит здесь и сейчас.

Сначала обрушение, стремительное и при этом как будто навсегда застывшее во времени и пространстве. Этажи, падающие, согласно законам самоубийственной металлургии, друг на друга. Циклон пыли разнообразных сплавов и обломков, взрывающийся, словно гигантский шар, в момент последнего удара сложившейся конструкции о землю и немедленно высвобождающий всю свою кинетическую энергию.

Это нечто огромное, гигантское и сверхмощное. Это туча, угрожающе заряженная горящими осколками, это пылающее облако смертельной плотности. Облако, катящееся и разбухающее, словно сферический вал прибоя, несомое колоссальной ударной волной и заставившее содрогнуться, казалось, всю планету до основания. Кстати, ведь именно это оно и сделало?

Это облако, разрастающееся в пространстве во всех трех направлениях, как пирокластический поток лавы, пожирающий склоны вулкана. Облако, увеличивающееся в размерах так быстро, что нарушается линейность времени. Облако, которое взрывается. Облако, каждая вспышка в котором рождает новое облако. Облако, которое нас преследует; облако, которое нас нагоняет. Облако, которое нас окутывает; облако, которое нас погребает под собой. Облако, которое останавливает наше движение всей мощью своего инфернального полета. Облако, которое останавливает течение жизни всего мира.

Как я сумел выбраться из-под горы обломков и обжигающей пыли? Спросите об этом гору, если сможете. Осознайте раз и навсегда, что мой метаболизм может адаптироваться к самой разнообразной внешней среде, наши специалисты говорят – метаморфический генетический код. Поэтому я дышал под упавшей с неба горящей землей. Я со сверхчеловеческой скоростью прорыл руками туннель наружу, я трансформировал свое тело так, чтобы оно сумело, так сказать, проплыть сквозь рыхлую консистенцию лавины. Я смог сделать массу вещей, о которых вы никогда не узнаете, и на этот раз никакой необходимости просить девочку хранить тайну я не испытывал. Пока я вместе с ней вылезал на дымящуюся поверхность из-под огромной кучи бетона и изуродованного металла, она уже потеряла сознание.

Я знал, что следовало делать. Это было предусмотрено, поскольку было предсказуемо. Я в некоторой степени врач, причем, несомненно, единственный врач на этой планете, который способен провести нейрохирургическую операцию над самим собой, да еще в состоянии глубокой комы.

На теле девочки появились новые ожоги, помимо тех, которые они получила, выбираясь из зоны взрыва. Я осмотрю их потом, сейчас у меня нет нужного оборудования.

Я вызываю у нее рвоту. Это легко. Одной рукой нажать на желудок, два пальца другой – засунуть в глотку. Струйка желчи вытекает у нее изо рта, но в сознание девочка не приходит. Жалко, что у меня больше нет никакой жидкости, последние запасы минеральной воды я израсходовал в башне.

Хотя, ну-ка, ну-ка… при мне находится этот маленький предмет из прошлой жизни, в которой я служил офицером среднего звена в армии Ее Величества королевы Виктории в Южной Африке век назад.

Я и забыл про нее. Я носил эту вещь всегда при себе со времен кровавой битвы против взбунтовавшихся буров, в Оранжевой провинции, где мне ее дал умирающий сержант шотландского полка. Оплетенная плоская бутылочка шотландского односолодового виски. Я достаю флягу из внутреннего кармана и почти удивляюсь, увидев, как она поблескивает в моих руках. Немедленно прикладываю ее ко рту девочки.

Ее горло инстинктивно жадно глотает золотистую жидкость – и тут же извергает ее обратно, так же инстинктивно. Девочку начинает тошнить по-настоящему; наполовину задохнувшись, она издает булькающие звуки, я вижу, как ее глаза широко открываются от паники, вот и все. Она, по крайней мере, вышла из летаргии.

Секунду наблюдаю за представшим нам видом абсолютного разрушения: слившиеся воедино остатки обеих башен создали огромное облако дыма и пыли, направляющееся одновременно и к Южной бухте, к Северной бухте, к автостраде Джо ДиМаджжио, к Рокфеллер-Парку и Гудзону, и к Черч-стрит, к Бродвею и Церкви Святой Троицы, Бэттери-парку, Саут-стрит, Уолл-стрит, Седер-стрит, Либерти-стрит, Нассау-стрит, Мейден-лайн, Парк-роуд, доходящее до Энн-стрит на севере, угрожающее автоколоннам на Франклин Делано Рузвельт и Бруклинскому мосту, через который все еще бежит огромная толпа, устремляясь прочь от торгового центра на юг. Облако плывет над Нижним Манхэттеном, а вскоре и над всем остальным городом. Над нами медленно поднимается колоссальный, похожий на атомный, гриб, закрывая солнце дымчатым фильтром неожиданно наступившей зимы. Атмосфера вокруг меня насыщена строительной пылью, слипшиеся хлопья пепла и невесомые частицы разнообразного происхождения летят под небом, покрытым тучами в виде постоянно перемещающихся огромных воздушных масс. Можно подумать, что идет снег. Можно подумать, что в Нью-Йорке среди лета идет снег. Это потрясающе красиво.

Еще глоток. Еще один рвотный позыв. Я сгибаю девочку пополам, нажимаю ей на желудок, чтобы она извергла из своего организма всю эту дрянь. Спиртное поможет ей, превратит все в жидкость, к тому же оно является антисептическим средством.

Поэтому я заставляю ее пить и вызываю таким образом тошноту.

Потом заставляю пить снова.

И снова.

Девочка быстро пьянеет, я вижу это по ее затуманившимся глазам. Дикция становится менее четкой, невнятной, моторика нарушается. Не страшно. Мы можем немного подождать.

Да, мы можем подождать, находясь в нескольких метрах от того, что скоро назовут Ground Zero (Нулевой Отметкой) . Мы можем подождать еще немного, с нами уже ничего не случится.

Все уже случилось.

Потом, через некоторое время, я взял девочку за руку, и, не говоря ни слова, мы пошли на север, к Трайбеке, до Уолкер-стрит, к углу Авеню Америки, туда, где я и живу.

Мы покинули место событий в то время, когда армада полицейских всех сортов, в сопровождении многочисленных пожарных, добровольцев-спасателей и солдат Национальной гвардии, в буквальном смысле слова ринулась к руинам обеих башен. Я снова заметил присутствие людей в темных костюмах, толпящихся вокруг больших, мощных, черных внедорожников. Они только что приехали, я понял это по их сияющим и целехоньким корпусам, которые резко отличались от сотен каркасов машин, усеивавших разрушенный участок города и выбеленных со всех сторон цементной мукой. Один из мужчин опять, кажется, нами заинтересовался. Он посмотрел на нас, обернулся, чтобы несколько секунд поговорить с коллегами, но, когда попытался найти нас глазами снова, я уже растворился в пейзаже.