Виталий Вавикин - Техно-Корп. Свободный Токио

Юмико – сознание девочки в теле взрослой женщины по имени Кейко.

Кейко была технологическим нигилистом, приговоренным к коррекции сознания в «Тиктонике». А Юмико… С Юмико все было сложно. Ряд случайностей привел ее к тек-инженеру Ючи и его бывшей девушке, ныне синергику с сознанием человека – Файлин. Именно Файлин сделала Юмико первую нейронную татуировку памяти, потому что девочка пожелала, имея тело взрослой женщины, иметь соответствующий разум. Потом в ее тело Файлин интегрировала нейронный модуль судьбы, способный превратить полученную информацию в математические формулы. Такие же нейронные татуировки были интегрированы и тек-инженеру Ючи, но внутри него не было пойманного в ловушку сознания бывшего хозяина этого донорского тела.

Кейко. Ее сознание было в клетке. Система коррекции не извлекала сознания заключенных, а нарушала связи, обрезала воспоминания… Кейко стала первой, кто смог заявить о себе, достучаться до нового хозяина своего тела. Нет, она не могла общаться с Юмико напрямую. Их диалог превратился в непостижимую череду формул жизни и событий. Причины и следствия.

Сознание ребенка было пластичным и пытливым, открытым новому, неузнанному. А сознание Кейко помогало Юмико анализировать, оценивать. Их союз превратился в идеальный процессор. Нейронный модуль памяти запихивал в мозг всю информацию, которую могла собрать Юмико, модуль судьбы помогал провести анализ, упорядочить информацию и вывести необходимые формулы. Файлин была горда проделанной работой – интеграцией нейронных татуировок в тело Кейко. Впрочем, это не было самым сложным из того, что она делала. Особенно когда приходили якудзы клана Тэкия. Вот их нейронные модули были по-настоящему громоздкими и невозможно сложными для интеграции. Если бы не тело синергика, которое было твердым и спокойным, как камень, то ошибки при интеграции жидких чипов были бы неизбежны. Но Файлин-синергик не совершила за долгие годы ни одной ошибки. Ее работа стала эталоном для мастеров нейронной татуировки. Как работа Ючи уже была эталоном для токийских тек-инженеров. Да и клан якудза, клан Тэкия, был практически образцовым кланом. И теперь в образец, эталон превращалась Юмико.

Ее сознание работало как машина, анализируя настоящее, выводя формулы будущего. Причины и следствие. Ючи, пользуясь нейронными модулями памяти и судьбы, тоже мог предвидеть простейшие варианты, но Юмико шла дальше. Она сканировала мир – сотни нейронных новостных и информативных программ заполняли ее мозг. Десятки тысяч событий, миллионы судеб и бесконечная череда случайностей, которые уже произошли и которым еще предстоит случиться.

Одной из таких случайностей была судьба Шайори и Семъязы – пары, спасшей Юмико после смерти ее отца. Странной пары – якудза, прошедший коррекцию в «Тиктонике», и дочь главы клана Гокудо, отправившего убийц, чтобы забрать жизнь Семъязы и вернуть Шайори в клан, где ей предстоит понести наказание – смерть. Отец уже отсек дочери кисти рук за проступки. Теперь у нее были установлены имплантаты вместо рук. Настал черед головы. Она опозорила клан. И отправленные за ней якудзы четвертого уровня глубины бусидо не остановятся.

Они уже устроили историческую резню в реабилитационном центре «Тиктоники», пытаясь добраться до Семъязы и Шайори. Это событие взбудоражило народ. Грань была пройдена. Начальник тюрьмы застрелил одного из убийц, использовав запрещенные интеллектуальные пули. Наномеч не смог спасти молодого якудзу. Но второй убийца вырезал почти всю охрану «Тиктоники». Реабилитационный центр был усыпан разрубленными телами силовиков, залит кровью и содержимым вспоротых кишечников. Стоявшие у власти демократические технократы негодовали. Тоталитаристы заокеанских и северных стран подливали масла в огонь, приводя в пример устройство своих стран, подчеркивая защищенность жителей и надежность правоохранительных систем.

– Незначительное ограничение прав и свобод ради защищенности будущего и настоящего допустимо, – говорили они, и впервые токийские демократические технократы были готовы согласиться с ними.

О том, что резня в «Тиктонике» унесла жизнь дочери доктора Накамуры, никто не вспоминал. Комиссия извлекла из тела Юмико, ее настоящего детского тела, интеллектуальные пули начальника тюрьмы Рафа Вэдимаса, но предпочла замолчать, проигнорировать этот факт. К тому же кроме ребенка в реабилитационном центре погибла еще не одна дюжина силовиков, у которых были свои семьи и свои дети, оставшиеся без отцов.

Тоталитарные корпократы заокеанских стран предлагали долгосрочные кредиты для строительства фабрик по производству новой модели боевых синергиков, которые заменят силовиков. Тоталитарные технократы Севера предлагали ужесточить систему контроля и пересмотреть устройство гуманитарного образования, способного привить мышлению подростков необходимые для стабильного развития общества ценности, одобренные голосованием. Но больше всех в этом политическом хаосе досталось кланам якудза.

Казалось, весь мир сжался, навис над Большой тройкой. Особенно после того, как посланный главой клана Гокудо убийца, покинув «Тиктонику», вернулся в Токио. Его звали Макото. Он вышел из-под контроля и начал вырезать всех, кто вставал у него на пути, – силовиков, мирных жителей. Клан Гокудо пытался отречься от него, но процесс упразднения кланов был уже запущен. Иностранные тоталитаристы давно пытались избавиться от кланов, стоявших между ними и правительством демократов. Теперь у них появилась такая возможность. Ради этого они были готовы объединиться.

Тоталитарные технократы и корпократы. Представителя Севера звали Яков Юст. Заокеанские страны представлял Марк Ван Паттен. У Юста и Ван Паттена были свои истории и своя судьба. Были у них и общие друзья. Одного из них звали Ацуто Комано – ведущий токийский политик. Он состоял в партии радикальных тоталитарных технократов, но никогда не отрицал, что видит будущее Японии и в тоталитарном корпократизме. Именно поэтому на него и вышел Марк Ван Паттен, обещая неограниченные инвестиции в борьбе с устаревшей моделью демократической технократии страны.

Жену Ван Паттена звали Джулия, и многие видели закономерность в том, что она стала любовницей Ацуто Комано. Отчасти эти домыслы были верными, отчасти нет. В действительности Джулия Ван Паттен давно не жила с мужем. Вернее, жила, но их брак был исключительно показным. И дело было вовсе не в правилах тоталитарной корпократии заокеанских стран. Дело было в том, что Джулия считала, чувствовала, замечала, что с ее мужем что-то не так.

Перемены появились не сразу. Сначала был успех, блистательная карьера, предрешенная, когда Марк был еще мальчишкой. Он шел по стопам своих родителей – богатых, влиятельных жителей Олимпа заокеанского мира. Такой же была и Джулия, вот только амбиции ее были другими. Она просто хотела жить, растить детей и любить своего мужа. Когда она познакомилась с Марком, то он показался ей именно тем человеком, с которым она должна связать свою жизнь, – надежный, заботливый, способный не вмешивать ее в свою политическую жизнь, позволяя уделять все свободное время детям, отдыху и личным интересам. Так почти все и было вначале, если не считать отсутствия детей, но Джулия нашла себя в обустройстве дома.