Виталий Вавикин - Техно-Корп. Свободный Токио

– Почему ей можно привозить сюда женщин, а мне нет? – недоумевает Бентли, хотя до этого, впрочем, на острове нет никому дела.

Он один. Он сам по себе. Покинутый всеми Творец земного рая. В каком-то гневном экстазе Бентли начинает работать исключительно над боевыми синергиками, в то время как сотни рабочих-синергиков возводят его новый мир, а Клодин Райслер и ее любовница Алана Готье оживляют лица мирных синергиков, биоэлектронный мозг которых разработал Бентли. Они позволяют синергикам улыбаться, грустить. Они создают сложную систему синтетических желез, чтобы научить манекенов плакать. Под их руководством строится новая фабрика, где выращиваются дополнительные биологические запчасти для синергиков. Они будут созревать и изнашиваться, как у человека. Изменена формула кожного покрова синергиков. Теперь у них растут волосы, есть возможность активации потоотделения. Чуть сложнее обстоят дела с ростом ногтей, но Клодин Райслер справляется и с этой задачей. Ее проект разрастается, и вместе с ним растет аппетит необходимого пространства.

Теперь ее фабрики занимают целый остров, и нет гарантии, что это предел. Фабрики, где выращивают биологические запчасти синергиков. Фабрики крови и плоти, напоминающие Бентли мясокомбинаты прошлого, где конвейер нес подвешенные на крюках туши животных в разделочный цех. И еще этот запах! Несмотря на всю стерильность, весь остров пропах мясом и кровью. Остров стал открытой раной в электронном раю Бентли. Он ненавидит этот остров, который видно из окон его лаборатории в хорошую погоду. Иногда ветер приносит оттуда металлический запах крови.

«Это ад, – думает Бентли. – Ад в центре моего земного рая». Но именно «ад» Клодин Райслер и Аланы Гутье оживляет его бездушный электронный рай, населяя его притворной жизнью штатских синергиков. Их кожа идеальна. Она способна загорать, на ней появляются царапины, которые потом заживают так же, как у человека. Проект в целом еще принадлежит Скипу Бентли, но сейчас главным Творцом этого микромира становится Клодин – такой же «голем», как Бентли. Ее слепили из черни, только в отличие от Бентли ее дорога к Олимпу была менее тернистой.

Сначала школа, потом ряд учебных заведений. Она была тек-инженером, сосредоточившимся на изучении биологических возможностей нового времени. И никаких шокирующих теорий. Изучая жизнь Клодин, Бентли думал, что такие, как она, никогда бы не запустили много лет назад человека в космос, но, как бы ему ни хотелось это отрицать, подобные ей люди могли доработать ракетные двигатели, улучшить надежность систем жизнеобеспечения. Именно благодаря им миссия завершается успехом. Сейчас благодаря Клодин и ее любовнице Алане этот маленький рай оживает.

Бентли все чаще начинает выбираться из своей лаборатории. Ему нравится бродить по улицам, нравится видеть, как синергики, которые почти ничем не отличаются от людей, суетятся, притворяясь живыми. Но что-то все равно не так. Штатские синергики устраивают карнавалы, разыгрывают любовные драмы, принимают участие в строительстве новых пирсов и зданий. Они работают на нейронных станциях, помогая создавать новую сеть, способную транслировать в режиме двухуровневого языка восприятия. Последние месяцы Бентли работает именно над этой сетью, над способностью биоэлектронных мозгов синергиков принять участие в проекте. Идей и наработок много, но Бентли не может организовать и упорядочить весь этот плодотворный хаос мыслей.

«Если бы найти еще кого-нибудь, как Клодин», – думает Бентли. Но попросить о помощи – значит признать свою слабость, а этого Бентли не может себе позволить. Поэтому он решает просто немного отдохнуть и подумать о чем-то отвлеченном, начиная чаще выбираться из своей лаборатории. Но чем больше он смотрит на штатских синергиков, тем сильнее становится чувство, что с ними что-то не так. Возможно, он не может настроить их биоэлектронный мозг на восприятие двухуровневого языка общения не потому, что не способен разработать подходящий алгоритм, а потому, что их мозг просто еще не готов к подобному? Как если пещерному человеку показать картину, то он увидит лишь набор красок. Нужно что-то добавить в основные протоколы восприятия. Но что? Они и так уже до жути похожи на людей. Если не знать, то отличий не найти. По крайней мере, на первый взгляд. Если пообщаться чуть подольше, то…

– Все дело в том, что они не ощущают время так, как мы, – говорит Бентли, встречаясь с Клодин.

Она молчит, не пытаясь скрывать, что Бентли не нравится ей. Но Бентли плевать. Он уже привык, что никому не нравится.

– Ты должна сделать так, чтобы их тела старели, а я заставлю стареть их сознание, – говорит он.

– Зачем разрушать эту красоту? – кисло спрашивает Клодин.

– Затем, что цель проекта – создать синергиков, которые будут похожи на людей, а не бессмертные статуи. Ты уже заставила их волосы расти, а глаза слезиться, сделай так, чтобы они старели.

– Мне нужно подумать.

– Не о чем думать. Я уже пишу алгоритм старения для их биоэлектронных мозгов.

Бентли уходит, не получив согласия, но и не получив отказа.

– Не нужно давить на нее, если хочешь добиться результата, – говорит в эту ночь Алана.

Ее визит не запланирован, и Бентли не знает сначала, как себя вести.

– Тебя послала Клодин? – спрашивает он.

– Я похожа на ее посыльную? – Алана выходит на балкон, и Бентли не остается ничего, кроме как идти следом за ней. – А у тебя здесь мило, – Алана вглядывается в туманную даль, где в сумерках еще можно разглядеть остров Клодин. – И свежо.

– Мне не нравится, как пахнет от фабрик Клодин, – говорит Бентли.

– Мне тоже, – Алана улыбается, смотрит ему в глаза.

Бентли не знает, что происходит, но момент очаровывает его, создает ауру чего-то волшебного, таинственного.

– Ты ведь понимаешь, что мы создаем здесь историю? – спрашивает Алана. – Мы все. Потому что эти острова… Это будущее корпократии, а возможно, и мира в целом.

– Я не люблю думать о будущем, – говорит Бентли. – Это утомляет.

– Согласна, – Алана раздевается, продолжая смотреть Бентли в глаза.

Ее тело выглядит слишком идеальным для человека.

– Что-то не так? – спрашивает Алана, перешагивая через сброшенное на пол платье.

– Сколько операций провела Клодин, прежде чем превратила твое тело в шедевр? – спрашивает Бентли.

– Ты правда хочешь знать? – Алана подходит к нему и обнимает за шею.

От нее пахнет миндалем. Бентли нравится миндаль, но не нравится это идеальное тело. Оно радует глаз, но не больше.

– В тебе осталось хоть что-то своего? – спрашивает он.

– Глаза, – говорит Алана, поднимается на цыпочки, напрашиваясь на поцелуй.

Бентли не двигается. Запах миндаля усиливается. Его выделяют имплантированные железы – Бентли знает об этом, потому что уже встречался когда-то с девушкой, у которой было нечто подобное, только запах миндаля был разбавлен корицей. Ему это не нравилось. Когда она уходила, запах впитывался даже в стены. Особенно в спальне. Не нравится ему это и сейчас, но…