Виталий Вавикин - Техно-Корп. Свободный Токио

Макото пользуется универсальным модулем идентификации социального статуса, которым обычно пользуются якудзы. Это позволяет ему оставаться невидимым. Это позволяет силовикам обвинять клан Гокудо в пособничестве. В действительности Макото забирает модуль идентификации из тек-лаборатории клана Тэкия. Двери закрыты, но наномеч разрубает любые замки. Охрана не может остановить его. Лаборатория залита кровью. Тек-инженер программирует универсальный модуль, после чего Макото ломает ему шею – это уже семьдесят третья жертва, но Макото не считает. Он покидает залитую кровью лабораторию и продолжает погоню за беглецами. Свою вечную погоню. Глава клана Тэкия расценивает это нападение как провокацию со стороны клана Гокудо – и снова Макото плевать. Он не думает об этом. У него есть цель. У смерти есть цель. У времени есть цель. И время кончается. Время, отведенное беглецам.

Крупнейшее нейронное издательство Сунана Харихавы выпустило серию реконструкций о том, что Макото может оказаться запрограммированным синергиком. Потом это же издательство выпускает нейронные реконструкции, заявляющие, что убийцей может оказаться бывший заключенный, которого корректировала система так, что он превратился в машину смерти. Ряд ведущих политиков предпочитает молчать, но с комментариями выступают сначала Ван Паттен, а затем Яков Юст. Ван Паттен заявляет, что синергики по определению не могут разрушать, причинять боль и забирать жизни.

– Это противоречит их природе, – говорит он. – К тому же этот человек принадлежит к клану якудза, а в программе синергиков изначально заложено отрицание подобных обществ.

– У синергиков нет природы, – отвечает ему, но уже в другом нейронном новостном выпуске Яков Юст. – Синергиков создают корпорации по образу и подобию своих слуг и рабочих. – Далее он рассказывает о ряде социальных программ Севера, благодаря которым удалось снизить преступность.

Лишь в одном сходятся два иностранных политика – кланам не место в современном обществе. Их агенты пытаются выйти на Макото и убедить его восстать против кланов. Никто не знает, удается им встретиться с якудзой или нет, но их тела находят расчлененными. Расследование силовиков заходит в тупик. В нейронных новостях показывают свидетелей, заявляющих, что видели Макото в городе, но в действительности он давно покинул Токио. На его счету девяносто семь трупов, плюс девять синергиков, шесть из которых стали случайными жертвами, а три были посланы концерном «Синергия» – прототипы будущих солдат мира тоталитарной корпократии.

Фабрика по их производству находится на одном из островов Океании. Программы биоэлектронного сознания сложные и недоработанные, как и внешность машин. Корпократические архитекторы мира до сих пор не сошлись во мнении, как должен выглядеть солдат будущего. Должно ли быть его лицо индивидуальным или же придать ему унитарную форму? А как быть с мужественностью, строгостью черт, цветом волос, глаз? Пока есть лишь каркас, остов. Пока есть лишь идеальная машина. Но машину нужно подготовить для мира людей, а также подготовить мир людей к приходу этой машины.

Когда программа боевых синергиков только начиналась, на фабрике произошел сбой. Машины вышли из-под контроля. Они были созданы, чтобы воевать. Они жили ради войны. Первым оказался прототип с серийным номером 183. На модели не было силиконовой имитации кожного покрова. Железный хищник. Его создателя звали Скип Бентли, но создатель никогда не посещал фабрику. Тоталитарные корпократы слепили его из черни. Да, Скип Бентли был «големом» нового электронного мира просвещения. Система образования работала исправно. Народ понимал свою значимость и подсознательно стремился обновлять загнивающую голубую кровь небожителей. Корпократы построили мир и теперь хотели, чтобы его содержали и совершенствовали люди из черни.

Они искали гениев, талантов с низов и поднимали их к себе на Олимп. Все было открыто. Олимп представлялся чем-то близким, реальным и досягаемым, как и сами корпократы. Образ жизни, россыпи счастья – все было здесь, рядом. Гуманитарные науки, исследовательские центры, институты управления и нейронные художественные мастерские – все строилось так, чтобы можно было обновить кровь Олимпа. Образование и стимуляция развития и совершенствования – корпократы никогда не жалели денег на подобные программы. Это было их современной глиной, из которой можно было лепить гигантов-големов каждое поколение, чтобы те восстали из черни и защитили Олимп тоталитарной корпократии, защитили построенный мир и подали пример другим…

Вот только свихнувшемуся убийце, поставившему на уши весь Токио, нет до всего этого совершенно никакого дела. Он – время. Он – смерть. Он – тень, крадущаяся за своими жертвами. И как быстро бы они ни бежали, он будет бежать рядом. Власть сменится, мир рухнет – какая разница, время вечно. Преследование не прекратится. Бег наперегонки со смертью. Лик мира в глазах пустоты…

Ночь, звездное небо. Еще одна голова слетает с плеч, падает на искусственную траву и катится к биоэлектронным кленам, на которых робоптицы вьют свои гнезда из проволоки. Макото убирает наномеч в ножны. Девяносто восемь жертв. Осталось еще несколько миллиардов… Восемь? Десять? Макото улыбается. Это будет долгая жизнь. Это будет славная смерть…

Скип Бентли был големом – современным дарованием из народа тоталитарных корпократов. Его интеллект был высоким, но до гения-всезнайки он не дотягивал. К тому же Бентли был ленив и апатичен к большинству учебных программ. Но его мышление всегда оставалось оригинальным, а творческий потенциал, как правило, всегда находил практическое воплощение. Да и решения обычно были нестандартными и зачастую шокирующими. Скип мечтал стать нейронным реконструктором. Мечтал подняться на Олимп корпократии и сблизиться с парой красоток, обожествленных в то время для подростковых глаз.

Но нейронные реконструкции отнимали слишком много времени, да и преподаватели зачастую списывали новаторские идеи Скипа Бентли на незрелость и леность. Забегая вперед, можно сказать, что за всю свою жизнь Скип Бентли не создаст ни одной достойной использования нейронной реконструкции, но именно он станет тем, кто первым предложит использовать двухуровневый язык восприятия, объединяя реальность и нейронные сети. Впоследствии многие из его учителей будут утверждать, что новаторское решение родится в голове Бентли исключительно ради того, чтобы упростить процесс создания нейронных реконструкций, на которые ему никогда не хватало времени. Как бы там ни было, но именно этот проект позволит ему продолжить образование. Бентли создаст основные базисы и алгоритмы двухуровневого языка сознания, а затем забросит проект, переключившись на биоэлектронное программирование синергиков, где снова шокирует преподавателей идеями и взглядами на то, каким должен быть конечный продукт.