Виталий Вавикин - Электрические сны

Бывший силовик. Спаситель людей, на которых правительство его родного спутника ставило опыты. Пират. И просто хороший торговец. Иногда Сиол шутила, что роботы слишком хорошо относятся к нему.

– Может быть, он один из них? – не то в шутку, не то всерьез выдвинула она как-то раз свое предположение.

– У него слишком запутанная жизнь для робота, – сказала Киф. – К тому же он родился на Сателлите-Девять. И я знаю о нем достаточно много, чтобы утверждать – роботы себя так не ведут.

– Значит, эти машины видят в нем нового правителя, – снова не то в шутку, не то всерьез сказала Сиол.

Эти разговоры повторялись каждый раз, когда им удавалось встретиться с Джюном. И каждый раз ночью после этих встреч Киф видела кошмары о своей родине. Сны повторяли рассказы Джюна, но когда он говорил о том, что происходит на Сателлите-Один, это не казалось таким жутким, как во снах.

Голод, анархия. Низы истребляли элиту, надеясь занять ее место. Те, кто продал свои органы, мечтали, что после революции смогут заменить дешевые имплантаты на более дорогие, а возможно, и забрать проданные прежде. Но покупатели сбежали, а на захваченных заводах не было квалифицированного персонала, чтобы выполнять сложные операции и контролировать технологические процессы. Наука и прогресс остановились. Люди, получив власть, не знали, что с ней делать дальше, и машинально продолжали поддерживать пламя революции, неся хаос и смерть. Найденные склады элиты смогли ненадолго стабилизировать ситуацию, но слишком много было людей, нуждавшихся в новых органах. Те из элиты, кто имел глупость остаться, были отправлены в тюрьмы. Суды не проводились. Достаточно было подписи комиссара участка, где содержался представитель высшего класса.

– Мы служили вам, продавая свои тела и умирая на заводах, теперь ваш черед послужить для нас, – сказал один из комиссаров по имени Плоз, подписав постановление, чтобы отправить приговоренного к расстрелу представителя бывшей элиты не к стенке, а под нож.

Это послужило рождению закона Плоза, согласно которому у приговоренных к смерти изымались органы и передавались выдающимся представителям революции. Но элиты на спутнике оставалось все меньше и меньше, поэтому под нож отправлялись обычные люди, причиной для ареста которых служили ложные обвинения. Представители новой власти, бывшие рабы, боролись между собой за власть, а в это время толпы начинали раскапывать могилы бывшей элиты и вырезать у них сохранившиеся органические и искусственные органы. Популярностью пользовались глаза и конечности. Особенно после того, как был изобретен препарат, консервирующий процесс распада.

Киф видела сны о том, как по улицам ее родного города расхаживают наполовину сгнившие мертвецы. И у одного она видит руки своей дочери, у другого ее глаза, у третьего лицо, волосы…

Когда Джюн сказал, что на Сателлите-Один установился относительный порядок, Киф вместо того, чтобы радоваться, напилась.

Сиол искала ответы, но вместо нее ответы нашла Киф. Теория заговора. Киф слышала об этом на протяжении долгих десяти лет, проведенных на Сателлите-Шесть. Сколько раз она пыталась связаться с родным городом и узнать о судьбе дочери? Сколько раз просила Мронла разрешить ей короткую поездку на Сателлит-Один?

– Тебя не пустят на Сателлит-Один, – снова и снова говорил ей Мронл.

– Для них ты предатель, одна из тех, кто когда-то давно сбежал с ущемляющей их права элитой, – говорил ей капитан Джюн. – Поверь мне, лучше оставаться здесь, на этом спутнике. Машины привыкли к вам. Вы почти стали частью этого общества.

– За нами все еще наблюдают.

– Но никто не хочет забрать вашу жизнь, – и Джюн снова напоминал ей о судьбе агента Арга, который попал под закон Плоза, когда вернулся на Сателлит-Один, чтобы наладить канал контрабанды с Сателлитом-Четыре.

Киф хорошо запомнила ту историю. Она не знала, как узнает обо всем этом капитан Джюн, но в правдивости его слов никогда не сомневалась. Так же как не сомневалась, что он как-то замешан в том, что происходит на Сателлите-Шесть, – заговор, так это называла Сиол.

Что-то было не так. Киф не была инженером, но об ограничениях восприятия роботов, которых учила, догадалась еще в первые годы новой жизни. Несколько раз она встречалась с инженером-человеком по имени Шинк и пыталась понять, как учить новых студентов – они воспринимали цвета, как и люди, могли рисовать пейзажи, но…

Именно благодаря пейзажам Киф и поняла, что в программе роботов установлены ограничения. Она вывела свой класс на крышу высотного здания, где находилась их школа, и попросила учеников нарисовать то, что они видят. Роботы работали исправно. Роботы, которые так сильно были похожи на людей. Не внешне, нет – технологии давно могли повторить человеческое тело в совершенстве, – схожесть была в поведении. Особенно после того, как Киф провела на Сателлите-Шесть десять лет, почти не общаясь с нормальными людьми.

– Будь я проклята, но иногда мне кажется, что это лучшие ученики, которые у меня были, – призналась она однажды Сиол.

Ей нравилось обучать их. Особенно когда машины начали доверять ей. Рабыня превратилась в полноценного члена общества. Конечно, никто бы не выпустил ее со спутника. Конечно, она не могла баллотироваться в правящие органы, но ей было позволено выходить из своего дома, встречаться с другими людьми. Снизился контроль над ее учебной программой в художественной школе. Именно благодаря этому класс и оказался на крыше одного из самых высоких зданий столицы Сателлита-Шесть.

На пейзажи был отдан почти целый день, и Киф, проверяя работы, радовалась, что добрая треть учеников предпочла рисовать небо вместо города – машины были похожи на людей больше, чем хотелось бы. Но было и что-то еще. Что-то не так, неправильно. Киф просмотрела более трех десятков работ, на которых был запечатлен город, но смогла понять, что насторожило ее, лишь когда поднялась снова на крышу. Здание – далекое, серое, застывшее на природной возвышенности над большей частью города. Его не было ни на одном из рисунков. Вначале Киф решила, что сходит с ума, что это какая-то разновидность безумия.

– Почему безумие? – спросила Сиол, когда они вместе поднялись на крышу высотки. – Ты видишь это здание. Я вижу это здание. Можно позвать инженера Шинка и попросить посмотреть его, но я не думаю, что он скажет что-то другое, да и не доверяю я ему.

– Что значит не доверяешь?

– Думаю, только что ты приоткрыла завесу заговора, Киф, – сказала Сиол, вглядываясь в далекое серое здание.

Какое-то время это была их маленькая тайна. Словно снова став детьми, две женщины за сорок искали карты города, исследовали квартал, где стояло серое здание, которое не видят роботы… Но тайна жила недолго.