Джефф Нун - Пыльца

«Ты умираешь, Зеро. Я провожу тенепоиск. Тебе осталось жить несколько секунд…»

«Мне… осталось… несколько секунд?»

Его глаза пробегают от меня по шерсти на лугу, вырытым ямам, местам, где будут новые, и снова ко мне.

«Неправда это. Я ищу кость, которую зарыл. Где она? – Он снова начинает копать. – Мне нужно найти ее».

«Кто это сделал?»

Он смотрит на меня.

«У нас мало времени, Зеро».

«Меня не так зовут», – отвечает он.

«Хорошо. Зулу».

Он гавкает на меня смехом, а потом его голос уходит в пустоту. Его глаза уставились в мои. Я вижу очарование того старого Зеро, спрятанное глубоко под шкурой пса.

«В самом деле конец, Дымка?»

«Очень скоро».

«Грустно, наверное».

«Ты мне не скажешь, кто напал на тебя?»

«Стая, полная ненависти к копам. Но они не виноваты».

«Продолжай».

«Я сам виноват. Я хотел, чтобы это случилось. Ну ладно, где же эта кость, которую я зарыл? Должна быть где-то тут, – его глаза сужаются, осматривая шерстяной луг. – Ну вот, теперь я ее никогда не найду».

«Значит, не найдешь, З. Клегг. Зачем ты это сделал? Не скажешь мне?»

«Ради тебя, Джонс. И Голубя, и Белинды, и всех чертовых людей в Манчестере. Я думал, что выбрал правильный маршрут. Думал, что нашел ответ…»

«Что случилось?»

«Как тогда Голубь говорил, что нужно умереть, чтобы попасть в райское перо. Ну, я просто снял респиратор, поехал в Боттлтаун, я там знаю хорошего дилера. Имен не называю, ладно? Он был моим осведомителем. Я купил у него копию Пьяного Можжевельника. Отдал целое состояние. Я вышел из дома, сжевал это перо, как пес. А рядом стая песопареньков громила мою машину. Я подошел к ним, изобразил арест, применил силу. Ты же меня знаешь, Джонс, я не хотел умирать спокойно».

«Не сработало?»

«Сработало ровно настолько, чтобы я понял, что Пьяный Можжевельник меня не примет. Я даже убить себя не сумел. Черт, прости меня, Си. Прости…»

«Ничего, Зулу. Правда. Я тебя верну, обещаю…»

«Я как-то вдруг устал. Хочется немножко полежать на лугу. Ладно, Дымка?»

«Нет, не ладно».

Я заглянула глубоко в его душу, нашла там, в глубоких слоях, кость и точное место, где он ее закопал.

«Кость вон там, Клегг», – показала я. Клегг стал рыть в том месте и вскоре поднялся с большой сочной костью в лапах; он снова улыбался.

«Я нашел, Дымка! Нашел кость!»

«Отлично, Клегг. Хочешь ее съесть?»

Он сжимает челюсти, дробя кость острыми зубами. Высасывает костный мозг, размазывает его по губам. Я говорю, что должна вернуться на поверхность, но буду ждать его там.

«Дымка, я тебя люблю», – говорит он.

И он целует меня, измазав мне губы жиром, и от этого у меня бегут мурашки по коже.

«Если я вообще отсюда выберусь, Дымка, то, наверное, захочу на тебе жениться».

Конечно, я убежала от этого чувства.

Теневзлет…

Оставляю человекопса скитаться.

Но даже покинув поле зарытых костей и снова придя в себя в больничной палате, я не смогла не унести услышанное с собой. Зеро признался мне в любви?

Куда катится этот мир?

Я велела врачам не снимать с Клегга маску и хорошенько за ним присматривать. Он лежал в коме. Голубь хотел узнать, что с ним делается. Я сказала, что песокоп Зулу Клегг борется за жизнь.

Потом я вышла из палаты вон, пошла по коридорам, под хмурое небо, молясь за то, чтоб Зеро достались вкусные кости, молясь за всех, кто отдал жизнь за мечту. За чужую мечту. Или, может быть, за мечту отдать все, что у тебя есть, ради друзей и других.

Вот черт. По-моему, в Тени Клегг попросил меня выйти за него замуж.

Пылинки прочерчивали ночной воздух, каждая частичка летела по одной ей известной дороге через город. Линии, которые они рисовали, расплывались в моих глазах. Зеро Клегг, глупый ты пес! Почему ты сказал об; этом так поздно?

Отделение. Суббота. Полночь. Одинокий коп вбивает код на двери в морг. Как всегда, когда до него доходят мощные эманации от хранящихся внутри тел, он чувствует новый прилив крови к пенису. Изо всех сил, он старается побороть желание. Прошлой ночью он уединился здесь и получил незабываемые ощущения, после которых тело скрутил жестокий приступ вины. И теперь еще кэбнутая тенеблядь, которая называет себя Белиндой, пробралась на новую карту. Она узнала о Колумбе. Она рассказала секрет Гамбо Йо-Йо, и он передал его всему городу. А ведь этот коп был так осторожен. Заметал следы. О черт, что же ему делать? Особенно после того, как все узнает его новая хозяйка. От цветочной девочки ничего не утаить. Если бы он только, не заключил этот договор. И все же нужда вела его, и кровь уже устремилась к пенису.

Дверь морга отодвигается, веет прохладой.

Коп шагает в комнату.

Робо-Шкурник трудится над телом новой жертвы аллергии. Его глаза-камеры поворачиваются на звук открывающейся двери.

– Крекер, что вы тут делаете?

– Я… Я просто… – Крекер не знает, что придумать. Присутствие Шкурника раздражает его ведомую похотью систему,

– Да? – спрашивает Шкурник.

– Я хотел проверить некоторые предположения насчет аллергии.

– Я тоже. Этот мальчик – последний пострадавший, – Шкурник нажимает скальпелем на твердую плоть. – Тут несколько примечательных аномалий.

– В самом деле?

– Смотрите, Крекер. Пыльца прорастает в его яички. Подойдите, посмотрите поближе.

Крекер подходит к столу. Берет из стального лотка скальпель.

– Пыльца сливается с его спермой. Какое-то новое…

Крекер втыкает скальпель в пластиковый живот Шкурника. Линзы вращаются как бешеные, как камера, издыхающая от недостатка света.

– Крекер? Что вы… – Голое Шкурника растягивается до металлического гула.

Крекер крутит лезвием, пока провода, измазанные роболимфой, не вываливаются наружу. Он разрезает проволочки и забирается достаточно глубоко, чтобы достать до нервного центра.

– Никогда ты мне не нравился, Шкурник, – говорит Крекер. – Куча говенного Пластика.

Шкурник падает под стол горой мяса и электроники.

Крекер начисто вытирает скальпель об штаны и переводит глаза на закрытый шкаф с номером 257, где лежит его хозяйка. Он чувствует непреодолимое желание соединить свою похоть с ней, чтобы получить такое же удовольствие, как прошлой ночью. Каждую ночь одно и то же: чувство вины, боль и вновь удовлетворение извращенных желаний.

Шкурник уже забыт.

В нечистом воздухе морга плавает пыльца.

Коп чихает и проклинает бога, с которым заключил сделку. Колумб обещал ему невосприимчивость к пыльце. Все время влажные глаза Крекера пристально смотрят на шкаф. Он чувствует тепло, идущее от земли внутри. Последняя жалкая попытка не подчиниться зову – и вот он кладет руки на замок шкафа, набирая одному ему известный код. Мохнатые пчелы жужжат в морге в напряженном ожидании. Я тут ни при чем, убеждает он себя, глядя, как шкаф выезжает из стены. Он чихает еще раз. Меня зовет сама природа. Как я могу отказаться от ее благословения?