Брюс Стерлинг - Священный огонь

Зрители заулыбались, явно ожидая какой-то остроумной реплики.

— И что же потом случилось? — задал вопрос пес.

— Примерно через полтора года, — снова заговорила актриса, — не помню точно, потому что мы оба устали и потеряли счет времени, наш курс закончился. Кристиан прошел свою обычную проверку, и у него обнаружилась киста. Виной тому были гормоны. Он решил, что нам пора остановиться. Конечно, я сделала то же самое. И пришел момент, когда мы оба словно сил лишились. Никакой энергии у нас уже не было. Мы стали, как бы точнее выразиться… стесняться друг друга. И с тех пор даже не пытались и встречаться.

— Жаль… — заметил пес, следуя правилам игры.

— Когда тебе тридцать лет, то быть может… — возразила актриса. — Но в шестьдесят… это не так обидно.

Раздались жидкие хлопки. Актриса была возбуждена.

— У меня с ним до сих пор прекрасные отношения! Правда! Я всегда готова работать с Кристианом Манкузо. И над любым проектом. Он отличный актер. Настоящий профессионал! Я не испытываю ни стыда, ни смущения от нашего неудачного эротического эксперимента. Он был полезен нам обоим. И искусству в целом.

— Ты бы согласилась его повторить?

— Что же… Да. Возможно. Но скорее всего, нет. Нет, Аквинат. Позволь мне быть до конца откровенной. Нет, я бы никогда не сделала этого снова.

Дверь с грохотом открылась. В комнату вошел Ульрих и что-то сказал по-немецки. Переводчик в наушниках включился между разговором по телевизору и репликой Ульриха. Приборчик не мог решить, когда следует привлечь внимание пользователя, и потому замолчал.

Майа выключила телевизор. Переводчик снова заработал. Он негромко попискивал, произнося отдельные слова.

— Надеюсь, что китайская еда придется тебе по вкусу, — обратился к ней Ульрих.

— Да, мне нравится китайская кухня.

— Так я и думал. Тут кусочки непонятно чего. Идеальное блюдо для калифорнийцев. — Он подал ей картонную коробку и палочки для еды.

Они уселись на холодном полу и принялись есть. Он осмотрел комнату.

—Ты передвинула вещи.

— Я прибралась.

— Какое же ты сокровище, — похвалил ее Ульрих, продолжая жевать.

— Почему ты хранишь весь этот хлам? Ты давно мог бы его продать.

— Это не так легко. Ты можешь продать батарейки. Для батареек всегда найдется покупатель. А остальной товар слишком опасен. Лучше подождать, пока выветрится запах.

— Ты и без того долго ждешь. Здесь уже все портится, пылится и полно мышей.

Ульрих пожал плечами.

— Мы собирались завести кошку, но здесь никто постоянно не живет.

— Зачем же вы грабите людей, если не хотите продавать украденное?

— Нет, мы продаем, мы продаем! — горячо возразил он. — Иметь при себе хоть немного денег никогда не помешает. — Он взмахнул палочками. — Но для нас это не главное. Не основной мотив. Мы просто хотим вывести из себя геронтократов, этих зарвавшихся буржуев.

— Понимаю, — иронически проговорила она.

— Деньги еще не все в жизни. Недавно мы с тобой занимались любовью, — торжествующе напомнил ей Ульрих, — почему же ты не попросила у меня денег?

— Не знаю. Видимо, я почувствовала, что этого не стоит делать.

— Может быть, тебе следовало попросить деньги. Ты нелегалка. Но я-то европейский гражданин! Они меня кормят, они дают мне кров, они дали мне образование, они даже развлекают меня, и все совершенно бесплатно! Они смогут подыскать мне какое-нибудь дело, полезное для жизни и здоровья, например прополку сорняков. Скажут, чтобы я рубил деревья, расчищал леса и тому подобную чушь. Я ворую не от голода, не для того, чтобы выжить. Я стал вором, потому что у меня взгляды другие.

— А почему ты не борешься с ними в открытую, если ты такой радикал?

— Я хочу бунтовать, чтобы им стало стыдно, чтобы они растерялись, а я бы ничем не рисковал и не тратил силы. Так что грабить туристов — отличный способ.

Майа доела свой китайский протеин и поглядела на Ульриха.

— Не думаю, что ты на самом деле так думаешь, Ульрих. По-моему, ты крадешь, потому что ты одержимый. И еще мне кажется, что ты нагромоздил этот хлам, потому что не в силах расстаться ни с одним из этих трофеев.

Ульрих бросил палочки в картонную коробку. На его загорелой молодой шее выступили пятна.

— Ты очень проницательна, моя дорогая. То же самое мне скажет школьный психолог. И что же?

— А то, что все это, может быть, и неплохо, но мне это не нравится. Вот что!

Ульрих скрестил руки:

— А что тебе надо, моя мышка?

—Туфли получше, — процитировала она. — Контактные линзы. Кредитные карточки. Парики. Пудру. Хоть какой-то немецкий. Карту города. Еду. Воду. Хорошую теплую постель.

— У тебя отличная память, — подмигнул ей Ульрих.

— Когда речь идет о том, что случилось совсем недавно, — уточнила она. — И еще я не отказалась бы от фальшивого ID.

— О подделке ID и думать забудь, — пробурчал он. — Наши ищейки давным-давно справились с фальшивками. Ты с большим успехом сумеешь подделать Луну.

— Но мы можем распродать этот ненужный хлам и что-нибудь за него получить.

— Возможно. Наверное, — сказал он по-английски. — Ты меня дразнишь. Ты говорила о своих великих планах. До того, как мы стали любовниками.

Она ничего не ответила. Майю растрогало, что он назвал их «любовниками». Его слова свидетельствовали о юношеской готовности к самопожертвованию, и она решила больше с ним не хитрить, хотя это не составило бы никакого труда.

Она методично жевала. Ее выразительное молчание, казалось, проедало Ульриха насквозь, словно капли кислоты.

— Ладно, я подумаю и попытаюсь это продать, — успокоил ее Ульрих, явно понимая, что лжет. — Есть кое-какие способы, можно будет попробовать. Хорошие способы. Интересные. Но все это нелегко. И рискованно.

— Позволь мне тоже рискнуть, — тотчас подхватила она, сразив его наповал этим заявлением. — Зачем тебе рисковать? Это недостойно тебя. Я вижу тебя в замечательной роли безымянного вдохновителя преступления. Европейский сумасшедший преступный гений. Ты когда-нибудь смотрел фильм «Доктор Мабузе-игрок»?

— О чем ты бормочешь, черт побери?

— Это очень просто, Ульрих. Я хочу рискнуть. Я люблю риск. Я живу ради риска.

— Это замечательно, — отозвался Ульрих. И загрустил.

Она провела в Мунхене два дня, проехала в метро по украденному билету, познакомилась с городом. Больше всего ей понравился район в нижней части Мунхена под названием Виктуалиенмаркт. Когда-то, в давние времена, там находился большой рынок, но он давно превратился в торговые ряды для детей и туристов, и покупатели, как правило, расплачивались там наличными. Вокруг по-прежнему торговали кое-какой едой, вроде встречающихся на каждом шагу знаменитых мунхенских белых сосисок, но они были главным образом местной достопримечательностью для туристов.