Ласло Леринц - Подземная пирамида

Когда я очнулся во второй раз, причиной моего пробуждения снова был Осима. Он продрался сквозь кустарник прямиком к моей палатке и бросил прут на песок с такой силой, что подскочившая железяка задребезжала, ударившись о металлические колышки палатки.

– В чем дело? – подхватился я на ноги, пытаясь собрать разлетевшиеся бумаги.

Осима стоял надо мной, широко расставив ноги, как какой-нибудь языческий символ победы, и я видел, как лицо дергается от возбуждения.

– Я нашел, – сказал он тихо. – Кажется, нашел…

Я подумал, что мое сердце вот-вот остановится, но продолжал сидеть, сгребая рассыпавшиеся бумаги. По-видимому, я был не в состоянии осознать всю грандиозность услышанного.

– Где? – спросил я, наконец, сдавленным голосом.

Он показал в середину зарослей.

– Там. Точно там, где указано.

– Но… ведь… инструмент ничего не показывал. Он вытер пот со лба.

– Их инструментом только гвозди забивать. Пошли со мной, Силади!

Он поднял железный прут и стал снова продираться через кусты. Я за ним, как охотничья собака за своим хозяином.

Мы остановились точно в том месте, где, согласно рисунку, должен был быть спуск и где, несмотря на все наши старания, инструмент до сих пор так ничего и не показал.

– Палкой мы тут уже тоже проверяли, – сказал я.

Осима несколько раз подпрыгнул на песке, но, кроме шороха песчинок, не было слышно никакого звука.

– Не понимаю, что могло случиться. Но вот только посмотрите!

Он схватил прут и воткнул его в песок. Несколько секунд он висел на пруте, как прыгун с шестом перед толчком. Железный прут погружался в желтый песок, становясь в руках Осимы все короче, потом вдруг послышался звон, и конец прута наклонился.

– Это здесь! Слышите?

Меня вдруг охватила такая слабость, словно резко упало кровяное давление; перед глазами заплясали черные круги, и я бы не удивился, если бы они переплелись, как олимпийские кольца. Все-таки мы победили! Первый тайм мы выиграли!

Когда черные круги исчезли, я схватил Осиму за плечо.

– Вы уверены?

– Я знаю столько же, сколько вы. Но, черт возьми, что еще это может быть? Ведь и рисунок показывает именно это место!

– Пошли назад за лопатами!

Осима бросил железный прут, и мы помчались сквозь заросли, словно спасаясь от преследователей. В палатке, служившей складом, схватили две лопаты, лежавшие недалеко от входа, и, никем не замеченные, вприпрыжку понеслись назад, к спуску.

Японец опустился на колени и прижал ухо к горячему песку. Несколько раз ударил кулаком по земле, потом улыбнулся.

– Ей-богу, это здесь! Только никак не пойму, почему это до сих пор ускользало от нашего внимания. Подумать только, что мы могли уйти ни с чем!

Мы знали, что работать нужно спокойно и методично, но не хватало терпения. Схватившись за лопаты, мы принялись копать как одержимые.

Примерно через полчаса непрерывной работы под песком звякнул камень. К тому времени мы своим видом уже напоминали клоунов. На лица, залитые потом, прилип слой песка, словно мы надели какие-то странные, причудливые маски. Только глаза горели сумасшедшим огнем.

Осима наклонился и ладонью осторожно смел песок. Первое, что мы увидели, была птица, сокол с изогнутым клювом, птица бога Гора.

Тогда Осима выполз из ямы, стал на колени и очень медленно улегся на живот. Под животом сцепил руки, и я мог бы сказать, что он всего лишь отдыхает или молится.

Во всяком случае, мне тоже не мешало отдохнуть. Я прислонился спиной к стене ямы, достигшей уже – глубины в человеческий рост, и дышал как борзая, выигравшая гонку. Но каменная плита не давала мне покоя: я стал на колени и принялся сметать с камня песок.

Осима все еще отдыхал, когда мне удалось кое-что прочитать, несмотря на то, что на камень непрерывно скатывались комочки песка.

«Я, который победил скорпионов, одержу победу и над твоими врагами. Два глаза есть у меня: солнце и луна; я сделаю зрячими и твои глаза. Я, Гор, бессмертный!»

Когда я оторвался от надписи, Осима, лежа позади меня на животе, вполголоса разбирал надпись.

– Плиту установили в честь Гора, – пробормотал он и, встав, оперся на лопату. – Ну, а что теперь?

– Подождите здесь, Бонни, – сказал я и припустил назад к палаткам.

Папа Малькольм, с платком на голове, как раз собирался водрузить на нее свой тропический шлем, когда я вылетел из-за кустов.

– Где остальные?

Старик с удивлением уставился на меня; шлем замер в его руке.

– Где-то там… Они как раз устанавливают инструменты. Что случилось, Петер?

– Есть! – выкрикнул я, может быть, чуть громче, чем следовало. – Есть!

Папа Малькольм так и застыл на месте, шлем выпал у него из рук, и с мокрым платком на голове он выглядел как пародия на бедуина.

– Где? – выдавил он, наконец.

– Там Осима! Идите прямо! – Я уже продирался через кусты, как раз в то– месте, где они были гуще всего.

Карабинас и Йеттмар морочились с неким инструментом, напоминающим теодолит, и с серьезным видом что-то измеряли. Я подскочил к ним и открыл было рот, когда Йеттмар отмахнулся от меня.

– Тсс! Кажется, мы что-то нашли. Тут настала моя очередь удивляться.

– Нашли? Вы нашли? Какого черта вы нашли?

Карабинас отступил от инструмента, посмотрел на меня, потом показал на какую-то красиво блестевшую трубочку, похожую на подзорную трубу.

– Ты умеешь ориентироваться на местности?

– Нет!

– Тогда смотри сюда! Видишь вон ту пирамиду?

– Конечно, вижу!

– И две другие тоже?

– И те тоже.

– Ну вот, берем вершины всех трех пирамид. Соедини их между собой воображаемой линией.

– Каким образом, черт побери?

– Удлини немного вершины и представь себе, что они испускают лучи света. Все три луча направлены в нашу сторону. Где-то в одной точке они должны пересечься.

Я начал понимать, что он имеет в виду.

– Ну и как, пересекаются?

– Конечно, пересекаются. Посмотри-ка в окуляр!

Я посмотрел, но не увидел ничего, кроме шкалы с цифрами и колеблющегося перекрестья для наводки. К тому же еще и пирамиды стояли вниз головой.

Я оторвался от окуляра и упер руки в бока.

– Может, все-таки объяснишь?

– А как же. Вот, смотри. Три воображаемых линии пересекаются в одной точке. Ну-ка, загляни еще разок. Вот так. Сейчас наведу… Где пересекаются эти три линии?

Неожиданно передо мной четко вырисовывалась картина: исходящие из вершин пирамид лучи, которые обозначились в приборе черными линиями толщиной с волосок, действительно, пересекались в одной точке на склоне небольшого, чуть заметно выступающего из песка холмика.

– Твои лучи встречаются на склоне какого-то холма.

– Так, – сказал Карабинас, – а теперь отойди от окуляра.

Я отошел, и Карабинас вытянул руку вперед.