Олеся Стаховская - Афанасьева, стой! [litres]

– Понятно… Часто вы у неё бываете?

– Случается. Не так чтобы часто. Но захаживаю время от времени. Она подает мне рублик на чарочку. А я что? Я беру. Это же из-за неё я таким стал. Так что пусть платит. Компенсирует, так сказать.

Семёнов хмыкнул.

– Как достали ключи?

– Ничего я не доставал! Не надо грязных инсинуаций! Это мои ключи. Ключи от моего дома. Они всегда были у меня.

– Понятно. Код от сигнализации вы тоже знали?

– Конечно.

– А от сейфа?

– И от сейфа. Алина всегда отличалась рассеянностью и не думала о таких мелочах, как смена кода.

– Мда. За что и поплатилась.

– Что со мной будет? Каторга?

– Как суд решит. Может, каторга, а может, и плаха.

– Снова вы издеваетесь. Над больным человеком.

– Ну да, действительно. Алкоголизм – это болезнь. Как-то не подумал. Приношу свои извинения.

Иван Сергеевич тяжело, со всхлипом, вздохнул. Семёнов воспользовался паузой и принялся долбить по клавиатуре.

– Алексей, – обратился к нему ведун, – повремени с признательными показаниями. Позвони пострадавшей. В данных обстоятельствах многое зависит от её решения. Может, и не потребуется дело заводить.

Семёнов вышел в коридор. Отсутствовал он несколько минут, за которые бывший артист попытался добиться сочувствия к своей тяжелой доле. Я в очередной раз поразилась терпению Захара Матвеевича. Он внимательно слушал опустившуюся звезду, кивал и временами даже вставлял что-то ободрительно-обнадёживающее.

Открылась дверь. Семёнов, стоя на пороге, обратился к мужчине:

– Вы свободны. Ваша бывшая супруга отзывает своё заявление.

Затем перевёл взгляд на ведуна.

– Захар Матвеевич, я выйду. Покурю.

Ведун кивнул.

Бывший певец тем временем засуетился, собираясь.

– Какое благородство! Какой подвиг души! Святая женщина!

Наконец этот неприятный человек убрался восвояси.

– Захар Матвеевич, вы же могли его вылечить?

– Мог.

– Но не стали.

– Но не стал. Не потому что не захотел. Не в этом дело. Иногда лучше не вмешиваться в судьбы людей. Вы, должно быть, полагаете, он проспится, осознает, в какой яме оказался, и постарается исправить ситуацию в лучшую сторону? К сожалению, вы заблуждаетесь, Арина. Да, проспится. Да, осознает. А после ужаснётся тому, что сотворил своими же руками, и я не про кражу сейчас говорю. Ужаснётся и полезет в петлю.

– Понятно. Безнадёжно оно всё как-то, – вздохнула я.

– Что поделаешь. Мы сами выбираем свою судьбу. И образ жизни. Но уже поздновато для философских рассуждений, Арина. Вам пора домой.

Я посмотрела на настенные часы. Стрелка приближалась к десяти.

– Завтра на работу, – вздохнула я.

– Не завтра. В понедельник. Завтра у вас выходной. Более чем заслуженный. Спасибо, Арина. Вы нам очень помогли.

Я попрощалась и вышла на улицу. Семёнов стоял неподалёку. Курил. Судя по количеству окурков возле его ног, далеко не первую сигарету. Я подошла к нему, и он выбросил сигарету.

– Захар Матвеевич на завтра выходной дал. Вот. Я домой. На метро. Хочу немного пройтись. Пока, Лёша. До понедельника.

– Арина, подожди!

Семёнов схватил меня за руку. Потом отпустил, словно одумался.

– Арин, ты извини. Я вёл себя сегодня как… Ну, ты сама подберешь подходящую метафору и нужные эпитеты, я думаю. Я должен… Эх… Не могу… Ладно, проехали. Давай постоим пару минут в тишине.

Не знаю, зачем я это сделала. То ли искреннее раскаяние Семёнова так повлияло на меня. То ли потому, что очень давно хотела, но никак не могла решиться. И вот, наконец, представилась возможность. Зря я это сделала, конечно. Видимо, опыт дня сегодняшнего ничему меня не научил.

Семёнов стоял практически вплотную ко мне. За время совместной работы я понемногу привыкла к его бесцеремонной манере вторгаться в личное пространство. И выражение лица у него в тот момент было какое-то возвышенное, одухотворённое, неземное. Как у влюбленного поэта. В общем, я совершила непоправимое. Качнулась к нему, встала на цыпочки и поцеловала в уголок губ. Надеялась, что он перехватит инициативу. Но этого не случилось. Семёнов зажмурился, затем крепко стиснул мои плечи и отодвинул от себя, ещё и отступил на безопасное расстояние. А после посмотрел насмешливо и высокомерно. И этим своим взглядом словно вынес мне приговор.

– Знаешь, Афанасьева, а ты забавная, – усмехнулся Семёнов. И улыбочка у него вышла такая премерзкая. Было в ней и торжество победителя, и снисхождение к наивной дурочке, невесть почему возомнившей себе, что он – мечта всех женщин детородного возраста – выделил её из толпы обожательниц.

Меня как кипятком облили. Лицо и уши полыхали так, что могли освещать целый район. Земля закачалась под ногами. Мне никогда ещё не было так стыдно, как в ту минуту. Полный провал!

– Семёнов, ты не подумай только… Не знаю, что на меня нашло. Я не хотела…

Я что-то сбивчиво бормотала. Несла какой-то жалкий бред про выплеск адреналина, про то, что неправильно истолковала его поведение, ну и прочую ерунду в том же духе.

– Афанасьева, умолкни уже! – досадливо поморщился айтишник. – Понял я, понял, что на тебя помрачение нашло. Поэтому тактично сделаю вид, что ничего не было.

– Ничего и не было, – буркнула я, мечтая о том, чтобы в асфальте образовалась зияющая яма и поглотила меня в своем чреве или метеорит на меня упал, что ли. Но земля не торопилась разверзаться под ногами, а в тёмном небе не было ни единого блуждающего небесного тела. Что ж, придётся жить с несмываемым пятном на репутации.

– Так и я о том же. Ничего не было. И не будет. Я же говорил, ты не в моем вкусе. Отринь надежду и смирись уже.

Отринула и смирилась. Ну и гад же ты, Семёнов! Тактичный, ага!

– Ладно, я пойду, – пролепетала, еле ворочая языком. Во рту появился отвратительный привкус, будто я сжевала что-то тухлое. Усилием воли сдержала непреодолимое желание сплюнуть на дорогостоящие ботинки Семёнова.

– Иди, – равнодушно откликнулся парень. – Подвезти не могу. Дела, сама понимаешь.

Кивнула, развернулась и пошагала на тяжёлых, налитых свинцом ногах куда глаза глядят. Лишь бы подальше от Семёнова и места своего грандиозного фиаско. Хотела уйти достойно, гордо и величаво, но пару раз споткнулась, едва не растянувшись на мокром тротуаре. Только этого сейчас не хватало. Трагикомедия моей жизни.

Я неторопливо брела от станции метро в сторону дома. В голове крутился диалог с Семёновым. Я с каким-то остервенелым мазохизмом по несколько раз воспроизводила особо неприятные моменты, акцентируя внимание на казавшихся важными деталях. Вот он презрительно прищурился, окидывая меня красноречивым взглядом с головы до ног, по которому несложно сделать вывод о том, что Семёнов на самом деле думает обо мне. Вот кусает губы, чтобы сдержать оскорбительный смех, пока я пытаюсь оправдаться за свой нелепый порыв.