Михаил Казьмин - Пропавшая кузина [СИ]

Да нет, похоже, не о неприятностях речь… Тюремщик, принесший нам ужин, между блюдами с хлебом и колбасой (то и другое уже нарезано, нечего, понимаешь, заключенным ножи давать) положил клочок бумажки и ткнул в него пальцем. На бумажке корявым почерком было написано пять слов: «Завтра утром ничего не пейте», при этом «ничего» было подчеркнуто жирной и несколько раз проведенной линией. Удостоверившись, что записку мы прочитали, он ловко скомкал ее и засунул за обшлаг. Так, значит, все-таки тюремщики решили проявить инициативу…

На завтрак нам полагались три ломтя ржаного хлеба и довольно большая чашка кофе каждому. Кофе, как я сильно подозревал, никакого кофеина в своем составе не имел, потому что делался из цикория. Впрочем, будь он даже натуральным, чего, конечно, в нашем случае не дождешься, мы бы все равно пить его не стали. Съев хлеб всухомятку, мы принялись ждать дальнейшего развития событий.

Не прошло и часа, как в двери заскрежетал замок, дверь распахнулась и на пороге встал незнакомый человек в цивильном дорожном платье. Не скажу, что у меня такая прямо замечательная память на лица, но в полицейском управлении Пассау я его ни разу не видел. Лет, наверное, тридцати, лицом и сложением чем-то похожий на Альберта, он выглядел не особо и довольным.

— Приветствую вас, господа. У нас очень мало времени, пойдемте скорее, — он коротко поклонился и сделал приглашающий жест.

— С кем имеем честь? — осведомился Альберт.

— В данном случае важно не мое имя, — ответил незнакомец, — а то, что мы опоздали и баронессу повезли в Зальцбург.

Зальцбург! Мозголом Мансфельд! Вот же дерьмо!

— Карета выехала чуть меньше часа назад, вы еще сможете ее догнать, — он быстрым шагом шел по коридору, мы поспешали за ним. Понимать, что происходит, я начал, увидев дежурного надзирателя, мирно спящего на своем месте в конце коридора. — Но сначала нам сюда, — незнакомец остановился возле предпоследней двери и начал перебирать ключи на связке.

— Почему сюда? — кажется, Альберт решил сам с собой соревноваться в задавании вопросов, ответов на которые не будет. Впрочем, на этот вопрос ответ последовал незамедлительно.

— Ваше оружие здесь, — пояснил незнакомец.

Комната оказалась чем-то вроде караулки, и оружия в ней хватало. А вот и наше! Два револьверных карабина, мушкетон, три револьвера, две сумки с барабанами, сумка с зарядами для мушкетона и — самое главное! — моя шашка. Альберт-то свою шпагу в повозке оставил, когда геройствовать полез, а я как еще в лесу повесил шашку на плечо, так с ней и был… Еще в караулке обнаружились двое полицейских, крепко спавших на стульях — один уронил голову на стол, второй привалился к стене. Да уж, хороши бы мы были, если бы пили утренний кофе! Повертев головой, я обнаружил вешалку с цивильными шмотками, видимо, теми же, что использовались при нашем захвате, и прихватил по паре пыльников и шляп.

— Там у конюшни четыре оседланных коня, — деловито рассказывал незнакомец, когда мы спускались на первый этаж. — Для дежурного патруля, должно быть. Баронессу увезли в черной арестантской карете, кроме кучера еще эскорт из трех конных и наверняка еще один в самой карете. Дорогу на Зальцбург знаете?

Мы вышли на двор и двинулись за нашим провожатым. Действительно у коновязи перед конюшней мирно стояли четыре весьма приличных коняшки под седлами.

— Компенсация за деньги, которые сейчас лежат в кабинете фон Прюлля, — с этими словами незнакомец передал Альберту кошелек. — Отчета в расходовании не требуется. На этом нам пора прощаться. Удачи!

— И все же, кто вы? — не унимался граф. — И почему нам помогаете?

— Мое имя вам все равно незнакомо, — наш освободитель наконец-то позволил себе улыбнуться. — поэтому давайте обойдемся тем, что тени есть не только у Империи. А помощь… Знаете, чтобы помочь, иногда достаточно просто не мешать.

— Алекс, — спросил Шлиппенбах, внимательно осматривая лошадок, — насколько хорошо ты ездишь верхом?

— Последний раз садился на коня два года назад, — я посчитал за лучшее признаться честно и сразу. Ну да, в свое время верховой езде меня обучали, но занимался я этим исключительно когда семья выезжала на летний отдых в Ундол. В прошлом году мне было как-то не до того.

— Так, — Альберт задумался на пару секунд, еще раз окинул коней взглядом, и что-то, видимо, для себя решив, неожиданно попросил: — Дай мне, пожалуйста, твою шашку.

Не вполне понимая, зачем ему шашка, я все-таки дал. Альберт принялся аккуратно резать подпруги и паперсти [33] Подпруга — главный элемент крепления седла, широкий ремень, проходящий под брюхом лошади. Паперсти — конструкция из ремней, охватывающая грудь лошади и соединяющаяся с подпругой. на седлах двух лошадей, заставляя наших вероятных преследователей тратить время на повторную седловку. Да, во многом он балбес балбесом, но тут толк понимает, сразу видно.

— Вот эта тебе подойдет, — граф похлопал по шее серую кобылу. — Ты, главное, держись. Эх, шпор у нас нет… Придется пинать каблуками.

Ну да, он прав. Можно было бы, конечно, и шпоры поискать, наверняка нашлись бы, но некогда. Надо догонять Катю, пока еще есть такая возможность…

Альберт вытащил из седельных кобур пистолеты, убедился в том, что они заряжены, и положил их в стоявшее рядом ведро с водой. Тоже дело. Их место заняли наши револьверы — два у меня, один у графа. Зато он взял себе карабин и мушкетон, оставив мне один лишь карабин.

По городу первым ехал я. Я все-таки человек городской и на улицах города, даже такого не очень мне знакомого, как Пассау, ориентируюсь куда увереннее, чем выросший у себя в поместье Альберт. И пока наши кони цокали копытами по улицам города на трех реках, я пытался понять, кто же приложил руку к нашему освобождению. Версию с баварскими властями, наводящими порядок в своем хозяйстве, я отбросил сразу — официальные органы действовали бы официальным же порядком. За ней следом полетела версия с законспирировавшимися при баварском дворе тайными борцами с имперским влиянием. Да, государственный язык в королевстве — немецкий, правильный немецкий, в смысле, но большинство баварцев говорит на диалекте, и даже говоря по-немецки, вставляет в речь диалектные словечки, а уж свой акцент баварцы просто никуда деть не могут. Наш освободитель, судя по его речи, баварцем не был. А вот, как здесь говорят, «прайссом», пруссаком значит, он быть очень даже мог. То есть, Катины родные получили отчет доктора Грубера, кинулись к своему королю и тот оперативно послал в Пассау мастера решения таких задач. Да, местные тут тоже были задействованы, без них напоить охрану Нидерхауса снотворным не вышло бы, но основную работу выполнял именно приезжий. И был он один — будь их хотя бы трое-четверо, освобождением Катарины занялись бы они. Кстати, есть повод гордиться — можно сказать, сам король Пруссии верит в то, что мы с Альбертом в состоянии освободить баронессу… Нет, Альберту я это потом скажу, а то слишком высоко нос задерет.