Мария Гуцол - Осенняя жатва [СИ]

В полицейском управлении они оказались только через час. Детектив принес стул для Уилла Керринджера, Рэй привычно смахнула стопку бумаг со второго.

— Что думаете делать? — серьезно спросил Ник О’Ши.

— Придется идти на Ту сторону. Эту тварь не берет ни обычное железо, ни холодное, — Керринджер-старший полез за фляжкой. То, что он собирался пить в офисе полицейского детектива, его нисколько не смущало. — Но, кажется, ее можно убить сидским оружием. Чем-то же ее можно убить. У меня нет других идей. Сидских мечей в сейфе тоже нет.

Он надолго припал к фляжке, крякнул, утер губы и спрятал ее обратно под куртку.

— Когда мне идти? — со вздохом спросила Рэй.

— Вместе пойдем. Серьезное дело.

О’Ши устало помассировал виски:

— Не затягивайте. Я из-за этой дряни третью ночью не сплю. У нас три трупа.

Уже когда Рэй выходила из кабинета, он окликнул ее:

— А, кстати. Знаешь, из чьего пистолета подстрелили Тома Лери? Ну, того музыканта, ты помнишь.

— Ну? — Рэй приостановилась.

— Пистолет зарегистрирован на Курта Манна. Только я голову на отсечение даю, что в то время, когда в Лери стреляли, наш любитель сладких булочек уже сидел в мягких стенах психушки.

— Мне это не нравится, — Керринджер оперлась на дверной косяк, взъерошила ладонью волосы. — Слишком много всего смешано в кучу.

— Тогда это не понравится тебе еще больше. Пистолет Манна проходит у нас по делу о жертвоприношениях. Ты видела фотографию. Девушка на жертвеннике.

— Видела, — хмуро сказала Рэй. — Она была похищенным ребенком, Ник.

— Как и Гвинет, девушка с мельницы, — тяжело проронил О’Ши. — Не буду спрашивать, оттуда ты знаешь, кем она была.

— Не надо. Просто проверь.

— Угу, — детектив устало помассировал пальцами виски. — Снимите с моей шеи хотя бы тварь, а?

— Попробуем.

На улице возле машины Рэй закурила. Спросила у отца:

— А у Джериса или кого там еще ничего по сейфам не лежит?

Уилл Керринджер тяжело прислонился к капоту:

— Нет. Я бы знал. Это не те вещи, которые долго задерживаются на нашей Стороне. Знаешь, есть такая байка про одного парня, Рика Гордона, очень старая байка. В него влюбилась сида и подарила ему кубок из серебра, чтобы он пил из него и не старел. Гордону пришлось переплавить этот кубок на наконечники для арбалетных болтов, когда сиду похитил какой-то урод. Не знаю, что с ними случилось, ни с сидой, ни с арбалетными болтами. Насчет Гордона-то понятно. Постарел и помер. Такие чудеса два раза не повторяются.

Рэй медленно затянулась. Сигарета показалась ей хуже, чем обычно.

— Как мы это сделаем? — спросила она.

— Очень мало времени, — ее отец поморщился. — Его фактически нет. Так-то есть, у кого спросить. Королева должна тебе за Гвинет и ту, вторую девочку. Да и у меня есть пара должников. Другое дело, что у Народа Холмов я бы снега зимой просил не стал, но выбора у нас особо нет. Поедем машиной. Главное, пробиться через туман, а там будет видно. Не нравится мне вся эта история с Границей, очень сильно не нравится. Наверное, даже больше, чем наш зубастый любитель рыбаков.

Рэй хмуро кивнула. В две длинные затяжки докурила сигарету, тщательно затушила окурок. Помолчала немного, потом сказала:

— Что-то происходит. Гвинет, Том Лери, жертвенник, твари эти, которых не берет никакое железо. Говорю тебе, что-то происходит.

— Да, — Уилл Керринджер оседлал мотоцикл и напоследок взглянул на дочь. Глаза его были серьезны. — И во всей этой истории меня начинает радовать, что твой рыжий псих не отбросил коньки после шести пуль. Он все-таки Король, как ни крути. Должен следить за порядком.

Рэй приехала за отцом в холодных рассветных сумерках. Ей едва удалось вздремнуть, вместо завтрака она выпила отвратительный растворимый кофе, выкурила две сигареты. Ехать не хотелось. Предчувствие беды, которое до этого маячило смутны призраком где-то на самой границе сознания, встало в полный рост, заставляя что-то в груди болезненно сжиматься. Из головы не шли слова отца насчет Короля Другой стороны.

Холодное сентябрьское утро над Байлем было насквозь прошито туманом, как будто Граница пыталась добраться до мира людей и высосать из него последние крохи тепла. Рэй зябко поежилась, поглубже натянула на голову капюшон толстовки и свернула на тихую улицу, ведущую к отцовскому дому.

Уильям Керринджер до сих пор жил в большом двухэтажном доме, огороженном когда-то нарядным кирпичным забором. Сейчас забор изрядно зарос плющом и диким виноградом. Лужайку в последний раз стригли еще тогда, когда Рэй была ребенком. Тогда с ними жила ее мать, и казалось, что всегда все будет хорошо.

Керринджер вздохнула и зло растерла лицо ладонью. Может, будь мать с ней, не было бы ни той ноябрьской ночи, ни этого утра. Она опустила стекло и закурила снова. От табачного дыма во рту сушило.

Уилл Керринджер появился на пороге собранный, предельно сосредоточенный. На плече болтался все тот же чехол с дробовиком, из-под байкерской куртки торчала кобура. В ней дремал револьвер, брат-близнец того, который носила на поясе Рэй. Он коротко кивнул дочери, но не стал ничего спрашивать. Она молча выкинула недокуренную сигарету на дорогу, и внедорожник тяжело тронулся с места.

Вначале отец и дочь молчали, потом оружейник неожиданно сказал:

— Я четырнадцать лет не ходил туда. Думал, отпустило. Хрен там.

Рэй кивнула и прибавила газу. Мимо скользили аккуратные частные дома с пожелтевшими лужайками и давно не разжигавшимися мангалами.

— По-моему, никого не отпускает. Помнишь того парня, Бена? Он всего лишь видел сиду во сне. Ему хватило.

— Немного то и надо, — Уилл Керринджер улыбнулся, и улыбка эта вышла грустной.

А Рэй неожиданно подумала, что ее отцу пятдесят один, и двадцать из этих лет он живет по законам Другой стороны. Не имеет жены, не пьет вина, не стрижет волос, потому что тот, кто нарушит гейс, утратит силу, а то и вовсе проживет недолго. Даже она не знала, как отец получил эти запреты.

Внедорожник вывернул на шоссе, тумана стало меньше, через тучи пробилось солнце. Они с отцом собирались отправляться на Ту сторону из привычного места, с насыпи над озером. Не то, чтобы это имело какое-то особенное значение, но там было привычно. Перешедший Границу в этом месте имел неплохие шансы оказаться в знакомых холмах и, может быть, чуть меньше блуждать на неверных тропах, меняющихся под ногами.

У самой полосы тумана Рэй остановила машину. Откинулась на спинку сидения, прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Отец не мешал ей. Он вообще больше молчал в дороге, и Рэй догадывалась, что и ему не по себе.

Медленно она открыла глаза и проговорила:

— Вы слышите все, что говорят так близко к Границе. Я знаю. И вы знаете, что кое-кто задолжал мне. Я отдаю свои долги. Ваша очередь.