Павел Иевлев - Мертвая женщина играет на скрипке

***

Мотель, который отметила нам Нетта, оказался чуть в стороне от трассы, пришлось петлять по развязке в темноте. Стандартный модульный «капсульник» — соединенные боками домики-контейнеры размером чуть больше строительной бытовки. Заплатить наличными не удалось — автоматическая касса их не принимала. Ехать дальше сил не было, после суматошного дня я буквально засыпал за рулем. Пришлось рискнуть и включить смарт. Петрович говорил, что при региональном розыске за пределами области оплату уже так сразу не отследят. Для этого федеральный ордер нужен. Главное — незаметно за эти пределы выехать.

Смарт пиликнул, списалась оплата, дверь разблокировалась. Внутри две нешироких кровати, темный экран телевизора на стене, санитарный отсек с душем и туалетом за дверью. Пластиковые жалюзи на окне, пластиковые тумбочки у кровати, пластиковые стены и пол. Пахнет пластмассой и дезинфекцией, но чисто. Кажется, на эту ночь мы единственные клиенты — на парковке только наша машина. Сейчас мало кто путешествует — дорого. Зато дороги свободны.

— Хочешь чего-нибудь на ужин?

— Опять бутерброд?

— Вариантов немного, сама понимаешь.

— Возьми мне лучше какого-нибудь печенья и чай.

— Как скажешь.

В середине ряда модулей вмонтирован стандартный торговый автомат — горячие и холодные напитки, сэндвичи и пирожки с разогревом, сухая еда в пакетиках, всякая несъедобная мелочевка, вроде бритвенных станков, зубных щеток и гондонов. Людей, естественно, нет — раз в сутки какой-нибудь бедолага-соцконтрактник убирает использованные номера, да и все. При нынешней загрузке держать тут человека невыгодно.

Взял по стакану черного чая, пакет печенья дочери, сэндвич себе. Лучше не думать, из чего так называемая «ветчина» в сэндвиче, который может не портиться неделями, лежа в автомате. Марта догадалась бы сделать домашних бутеров и кофе в термосе, а у меня привычки командировочного. Не привык еще к роли холостяка и отца-одиночки.

Настя уснула почти сразу, как легла. Я смотрел на нее и думал, что только когда у твоего ребенка проблемы, ты действительно чувствуешь себя отцом. Настоящие эмоции — всегда производные страха и боли.

Выключил свет, закрыл глаза — некоторое время перед ними еще мелькала дорога, но потом уснул.

Анюта мне снится всегда с красным зонтом — и дождь. Такой я увидел ее когда-то. Я курил у входа в универ, пытаясь набраться смелости перед своей лекцией, которая впервые пройдет с другой стороны кафедры. От этого у меня подрагивали руки, и было страшнее, чем под обстрелом пехотных минометов. Она шла от остановки, под дождем, держа в руке большой красный зонт, и была так хороша, что я забыл бояться преподавательского дебюта. Разглядел ее уже в аудитории, но влюбился еще там, у двери.

С тех пор в моих снах с Анютой всегда дождь и красный яркий зонт. Чем дурнее, нелепее и бестолковее моя жизнь, тем чаще она мне снится. То ли в компенсацию, то ли в наказание. А когда красный зонт начинает мелькать наяву, в каждой женщине под ним рисуя Анюту, то мои дела совсем плохи.

Марта в чем-то права — только Анюту я и любил в своей жизни.

На этот раз она шла мне навстречу в каком-то старом сыром городе, где, кажется, дождь не кончался столетиями. Шла по пустой улице, в сумерках, и только красный зонт плыл ярким пятном над ее головой. Я рванул навстречу, отчасти понимая, что сплю, но мне было плевать. Лишь бы увидеть лицо, заглянуть в синие глаза.

— Проснись, Антон! — сказала она, поравнявшись со мной. — Проснись!

— Не хочу, — заупрямился я во сне. — Хочу смотреть на тебя.

— Проснись, там наша дочь, ты ей нужен.

И я услышал навязчивое жужжание — смарт настойчиво будил меня вибросигналом.

На экране лежащего на тумбочке устройства бесновалась Нетта — она стучала крошечным кулачком в его стекло, и над ней вспыхивала красная надпись «Опасно! Опасно!». Я не мог понять, снится мне это или уже нет. Часы показывали три тридцать утра.

— Что-то случилось? — сонно спросила Настя.

— Не пойму.

— Мне страшно почему-то.

Парковка осветилась лучами фар — кто-то приехал. Я выглянул, отогнув край жалюзи. Два черных микроавтобуса. Один развернулся, блокировав выезд с парковки, второй подъехал ближе к жилым модулям. Мне это не понравилось.

— Настасья, подъем. Свет не включай.

Я натягивал штаны, продолжая глядеть в окно. Дочка, к счастью, не стала ничего спрашивать, зашуршала тканью, одеваясь.

Из первого микроавтобуса вышли двое и направились к моей машине — рядом с ней был припаркован такой же серый седан, кто-то еще приехал ночью. Из второго вылезли трое и пошли к мотелю. Они остановились в свете фонаря, выбирая с какого модуля начать — заняты два, наш и еще один. Это видно по красной лампе над дверью.

Крепкие мужчины средних лет, обычная одежда, обычные лица, но то, как они держались, как шли, как встали возле дверей — к счастью, не нашего модуля, а другого, — все выдавало в них профи. Не знаю, чего именно. Но профи. Я много общался с военными. Так держатся люди, привыкшие работать в группе, ожидающие активного сопротивления и готовые на него отреагировать.

Оружия на виду не было, но готов поспорить, что оно у них есть.

Троица грамотно распределилась у дверей модуля — один у края двери, прикрывшись косяком, второй — чуть в стороне, страхуя, а третий наклонился к электронному замку. Тишина стояла полная.

— Готовься, — прошептал я дочери. Она стояла рядом, касаясь моего плеча своим.

— Я собрала вещи.

— Брось, черт с ними. Двигайся быстро, но спокойно. Не беги.

Наш модуль — крайний в ряду, на его дверь фонарь отбрасывает тень дерева, и сразу за ним густые кусты. У нас будет всего несколько секунд.

Дверь того модуля открылась, троица рванула вовнутрь. Оставшиеся на парковке смотрели в их сторону, и я, открыв дверь, выдернул дочь за локоть и направил за угол. Сам прикрыл створку и аккуратно ушел туда же. Быстро и плавно — в этом секрет. Резкие движения в периферийном поле зрения привлекают внимание, плавные — нет. Это меня один войсковой разведчик просветил. Ему это не помогло, у ударных дронов периферийного зрения нет, но я все равно запомнил. Вот — пригодилось.

На трассе гудел нескончаемый поток автоматических грузовиков, которым, в отличие от живых дальнобойщиков, спать не надо. Под прикрытием этого шумового фона мы тихонько, кустами, выбрались к парковке. Идея бежать в лес не казалась мне привлекательной — не тайга, найдут нас в два счета.

Из открытого модуля вывели двоих — мужчину и девочку-подростка, полуодетых и растерянных.

— Это они? — спросил один из стоявших у машины другого.

— Похожи, — подтвердил тот.

Действительно, похожи. Мужик примерно моих лет и роста (только постарше и с животом), волосы темные. Девочка — волосы светлые, крашеные. Издалека в сумерках можно спутать с нами. А может, нет никакой путаницы, это их и искали, и, если бы не внезапный алярм от Нетты, мы бы просто выспались и поехали дальше. А ведь алярм мне и померещиться мог, кстати.