Кирилл Кащеев - На стороне мертвецов

— Нет! — выпалил Ингвар. — Да. Он к вечеру вернется.

— Но завтракать не захотел…

— Не звали. — отрезал Ингвар.

— Меня, вот, тоже. — неожиданно признался Митя. Склонил голову к другому плечу… Чрезвычайные ситуации требуют чрезвычайных решений! — Ингвар, а вы… я… вынужден просить вас о помощи! Я понятия не имею, где мой сундук и… у меня совсем никакой одежды, потому и искать его сам я не могу…

— Я вам не прислуга! — исподлобья глянув на него, буркнул Ингвар.

Не получилось. Плебеи не знают благородства.

— Здешняя прислуга, сдается мне, тоже не прислуга. — хмыкнул Митя, подбирая путающийся в ногах край. — Что ж… Пойду я, пожалуй… Не знаю, право, что подумает о нас… о вас эта самая прислуга, когда я выйду отсюда в простыне.

— А что она подумает? — удивился Ингвар.

Митя поглядел на него едва ли не умиленно: о, не развращенная провинция! Глаза Ингвара вдруг расширились, и он начал мучительно краснеть. А, нет… все-таки немножко развращенная.

— Что вы за человек такой! — в сердцах сказал Ингвар. — Не можете не оскорблять, не шантажировать, не…

— Я попросил вас о помощи, Ингвар! В безвыходной ситуации! И что же я услышал в ответ?

— Я тоже просил о помощи там, в имении Бабайко!

— Если бы вы не изволили лезть, куда не приглашают, вам бы и помощь не понадобилась! И вы, кажется, остались живы!

— Уж не благодаря вам!

Митя открыл было рот, чтобы ответить… и закрыл. Как приятно было бы рассказать, что все они: Ингвар, его брат, отец, стражники, деревня, а может и вся губерния — все они живы только благодаря ему. Но, увы, нельзя. Да уже и не хочется: не перед Ингваром же ему оправдываться, право-слово!

— Счастливо оставаться, сударь! — перебрасывая край простыни через локоть, обронил Митя.

— Стойте! — ударило ему в спину. Ингвар обошел его, бормоча. — Только чтоб Аркадий Валерьянович не подумал, что Штольцы неблагодарны… Ждите здесь! — скомандовал он и скрылся за дверью.

Митя подошел к окну и уставился на площадь. Чуть наискосок был виден флаг на крыше Тюремного замка, выглядевшего чересчур нарядно и уютно для своего назначения. На углу торчал городовой, а по широкой Тюремной площади энергично сновал народ. И было печально осознавать, что даже мастеровой в тужурке и дешевом картузе, сверху смотревшимся плоским серым блином, одет лучше Мити. Не в простыне ведь на голое тело.

Дверь дернулась от толчка и в комнату задом ввинтился Ингвар, волоча за собой Митин дорожный сундук. Митя метнулся к нему, как к давно потерянному и вновь обретенному другу. К сундуку метнулся.

— В маленькой комнатке был, рядом с вашей. — хмуро буркнул Ингвар. — Шли бы одеваться к себе, сударь!

— Так и волокли бы тогда сундук ко мне! — огрызнулся Митя.

— Не знаю, где вы изволите обретаться, да и собственные руки у вас есть. — на пределе язвительности процедил младший Штольц.

— Зато штанов нет! Хватит уж, что меня горничная в домогательствах подозревает!

Ингвар поглядел на него с отвращением и выдавил через брезгливо оттопыренную губу:

— Наверное, у нее есть на то основания?

— Конечно, есть! Все то же пресловутое отсутствие на мне штанов!

Митя счастливо одевался: пристегнул носки, натянул панталоны, и вытащил последнюю, бесценную, уцелевшую рубашку от «Калина». Жилет он застегивал, уже ощущая себя как рыцарь, выброшенный на ристалище нагишом — и вдруг заполучивший броню! Даже туфли нашлись. Митя прищелкнул каблуками, накинул сюртук и перед зеркалом в крышке сундука принялся крепить шейный платок булавкой в виде полумесяца. Еще разок оглядел свое отражение, и направился к двери. Взялся за ручку… Ингвар не стоил того, чтоб благодарить его за услугу… Да хоть всю жизнь он Мите прислуживай, за то, что случилось у Бабайко, не расплатится! Что бы он сам ни думал. Но… надо же показать, чем истинно светский человек отличается от плебеев.

— Вы меня… выручили… — с трудом выдавил Митя и… решился вовсе на подвиг. — Пойдемте завтракать?

— Не хотелось бы… — после недолгого молчания пробурчал Ингвар. — С вашей тетушкой…

О-о, благородные поступки имеют свойство вознаграждаться! Можно будет полюбоваться кого сильнее перекосит: тетушку или Ингвара!

— Пойдемте! — преисполнился благожелательности Митя. — Вам здесь жить теперь, а тетушка… если уж батюшка ее выписал, сомневаюсь, чтоб обратно отправил.

И даже дверь придержал, заставляя Ингвара выйти. Чего только не сделаешь ради собственного удовольствия!

Легко и весело Митя сбежал по ступенькам — Ингвар неохотно плелся следом. Где тут столовая? Туда, наверное? Шаги были почти не слышны на пушистой ковровой дорожке, для сохранности застеленной полотном. Он остановился у едва прикрытых дверей. Пахло не свежеиспеченными булочками, как у Шабельских, и даже не ядреными копченостями и картофелем, из которых на скорую руку сооружался завтрак в их полуразрушенном поместье. Митя мгновенно узнал этот запах: так пахла жидкая пресная размазня, которой тетушка потчевала болевшего супруга, а заодно и всех, кто имел несчастье есть в ее доме.

Ингвар сунулся к двери… Митя и сам не понял, зачем, но пальцы его намертво сомкнулись у германца на плече, удерживая на месте. Ингвар обернулся было, возмущенно пуча глаза…

— И все же, Людмила, мне бы хотелось услышать, что произошло вчера? — донесся из-за двери приглушенный голос отца.

— Совершеннейшим образом ничего! — торопливо ответила тетушка. Нервно звякнула ложечка.

— Именно поэтому Свенельд Карлович ни свет, ни заря бежит из дому, а дети не спускаются к завтраку?

Ингвар замер, не пытаясь больше освободиться.

— Сейчас Нину позову! — торопливо выпалила тетушка. — Она у меня ранняя пташка, не то что эта парочка лентяев!

Плечо Ингвара у Мити под пальцами протестующе дернулось.

— Зачем? Пусть спит пока, потом с мальчиками поест. — холодно обронил отец. — Я уверен, с Митей и Ингваром она обязательно подружится.

«Опять дружить? Теперь еще и с Ниночкой?» Рядом скривился Ингвар, и Митя впервые почувствовал, что их с германцем связывает нечто общее.

— А этот Ингвар… долго будет тут жить? — с фальшивым равнодушием поинтересовалась тетушка.

— Зависит от того, насколько сильно Штольцы оскорблены твоим приемом. — невозмутимо сообщил отец.

— О чем ты говоришь, братец? Дмитрий явился вчера с этим своим приятелем и его старшим братом…

— С моим управляющим и его младшим братом? — мягко уточнил отец.

— Но я-то не знала, что это твой управляющий, и… и… — атмосфера в столовой неуловимо изменилась, из-за двери потянуло неприятной такой, свинцовой, тяжестью. Не знал бы Митя, что отец его из мещан, мог б подумать, что там кровный Сварожич воздух сгущает до невозможности дышать. — Ты писал, конечно! — почти взвизгнула тетушка. — Но я совершенно не поняла, что эти люди и есть… а это ведь невозможно, чтоб в дом, где проживает одинокая вдова, впустить мужчин… а тебя не было… и… я попросила их подождать, пока ты не приедешь, а Дмитрий чудовищно, оскорбительно себя повел… угрожал, что уйдет из дому, если я немедленно их не приму… — ее голос становился все тише, тише и наконец смолк.