Александр Александров - Следователь и Колдун

— Уголь?

— Нет, госпожа Шанталье, не уголь. Но вы на верном пути… Господин Таккер?

— Э-э-э… Козьи… хм… шарики?

— Фу! Но тоже ничего так… Фигаро?

— Жареные семечки?

— Отлично! А что лежит под семечками?

— Э-э-э…

Три-десять-«вэ». Нерон Фрикассо, квазиматематика. Строгие желтые портьеры, высокие стены с фальш-колонами, шахматные плитки пола, гулко звучащие под каблуками. Огромная черная доска и широкие, словно верстаки, парты.

— …и при указанных лямбда-цэ график, при переходе в евклидово пространство, стремится… Стремится… Господин Вердан?

— М-м-м… Ну-у-у…

— Господин Штайнер?

Хриплый, испуганный голос Конрада:

— Эхм… К минус бесконечности?

— Ну конечно! Это же э-ле-мен-тар-но!! А теперь посмотрим, хорошо ли вы помните, как вычислять простейшие эфирные нагрузки. Предположим, что из точки «А» — для простоты представим себе, что она бесконечно мала и находится в вакууме — в точку «Б» вылетел базовый кинетик имеющий заряд двадцать «эф» по Мерлину-Брунэ. Чему будет равна…

Три-одиннадцать-«эр». Антон Юдковский. Алхимия. Колбы, стекло, газовые горелки, реторты, мерно попыхивающие паром из-под крышек свинцовые цилиндры, парты прожженные кислотами и опаленные огнем. Прорезиненные робы, тяжелые краги до локтей. Колпаки, под которые тщательно убраны волосы. Дыхательные маски в желтых коробках у каждой скамьи (угольные фильтры похожи на винные бутылки). Запахи — не передать словами.

— Му-ха-ха! Фигаро, аккуратнее с катализатором! И что-то вы слишком часто смотрите на манометр. Помню, был у меня один Фигаро на потоке, так тоже дергался от каждого «бульк!» Алхимия — наука смелых, дамы и господа! Но выживают только внимательные… Так!! Госпожа Куницына! Вы как нюхаете декокт?! Вы туда еще голову засуньте! Все, считайте, вы уже умерли. Но я, так и быть, вас воскрешаю и оставляю сегодня после пар на отработки. Двух часов, думаю, вам хватит для полного просветления… Таккер!!. А, нет, все нормально. И не нужен вам инжектор, там нечему взрываться. Просто снимаете крышку и льете прямо в раствор… А пока что моя любимая «Лабораторная перекличка!» Поехали: «Почему в ушах звенит? Почему в глазах рябит? Почему я умираю? Что я слопал?…»

— Цианид.

— Вот именно, госпожа Шанталье. Продолжим. «Почему так путаются мысли? Почему так часто меркнет свет?…»

— Киноварь!

— Конрад! Я не закончил!.. Но да, вы правы. Переходим к взрывчатым веществам: «Мы помчимся в заоблачную даль, мимо ласковых звезд на небосклоне…»

Три-двадцать пять-«эм». Андреа Пфуй, политология.

— Добрый день, дамы и господа. — Голос комиссара, безо всяких колдовских усилителей, звучал, перекатываясь гулким эхом в самых дальних углах аудитории. — Вижу, вы неплохо отдохнули, так что, думаю, пришло время проверить, сколько времени вы уделяли своим домашним работам. Прошу всех, кроме Фигаро — он, как вам известно, новенький — выложить на столы папки с докладами.

…Это была совсем небольшая аудитория, больше похожая на обычный школьный кабинет: зеленые стены с портретами Их Величеств (довольно хороший поясной портрет Фунтика и дрянное аллегорическое полотно «Король Тузик IX попирает врагов Государства» на котором Тузик, растрепанный и небритый, со зверским выражением лица выдирал из земли мраморную колонну с цифрой «V» на боку), ряды стареньких парт и простой учительский стол, который на фоне титанической фигуры комиссара смотрелся как табурет рядом с волкодавом.

Пфуй медленно прошелся между партами, заглядывая в папки с домашними работами, иногда открывая их, переворачивая пару страниц и бормоча под нос: «недурно, недурно…» Затем, вернувшись на свое место, он закурил (заклятье тут же вытягивало дым, не оставляя даже запаха), немного подумал и, наконец, сказал:

— Хорошо. Вижу, работы подготовили все. Я непременно с ними ознакомлюсь и выставлю каждому из вас заслуженную оценку — не ниже «хорошо», уверяю вас, поскольку любой труд должен быть вознагражден. Три «отлично» и я добавляю балл на экзамене. Три «идеально» и вы получаете зачет автоматом. Как видите, я либерал, — комиссар усмехнулся в усы. — Я не треплю только одного: разгильдяйства и принципиального нежелания думать своей головой… Да, кстати, хочу вам напомнить: не получив зачета по моему предмету вы не будете допущены к квалификационному экзамену.

Он выдохнул облако дыма, потер переносицу и продолжил:

— В нашей Академии политология — старый предмет. Его сделал обязательным еще Второй Квадриптих и мы, хе-хе, чтим традиции. Но мне часто задают один вопрос: а зачем вообще нужна политология, особенно в том виде, в котором она преподается у нас? Я имею в виду, конечно, традиционный углубленный курс, включающий в себя психологию и социологию. На это я могу ответить так: если предмет почтенного господина Целесты учит задавать правильные вопросы, то мой предмет учит не задавать вопросов глупых.

Он улыбнулся.

— Это и ответ, и назидание всем вопрошающим. А пока вернемся к вашим работам. Госпожа Шанталье, не могли бы вы сказать аудитории, какую именно вы выбрали тему для доклада? И почему?

— Ну, — девушка встала, смущенно водя пальцем по столешнице, — в качестве темы доклада я выбрала так называемый «Уральский эксперимент» Первого Квадриптиха. Я взяла его, главным образом, потому что это самый массовый психосоциальный эксперимент в истории, а еще потому, что он имеет прямое отношение к системе государственного управления, которая действует и по сей день.

— Так, хорошо. — Пфуй кивнул. — Продолжайте, пожалуйста. Расскажите нам вкратце о сути «Уральского эксперимента». Не нужно избыточной терминологии; давайте своими словами.

— Попробую… На семидесятый год своего правления Первый Квадриптих приказал построить в Уральских горах несколько подземных лабораторий и огромный тюремный комплекс… сегодня его, возможно, назвали бы «концентрационным лагерем». Туда доставили невероятное множество заключенных — по некоторым данным, более десяти тысяч. Их разбивали на группы по двадцать-тридцать человек, опускали в старые угольные шахты и закупоривали там, предварительно проведя писионическую обработку. Подопытным внушали, что Земля пережила столкновение с огромной кометой и что теперь жизнь на поверхности невозможна, а данная конкретная группа — последние выжившие… Можно сделать личное замечание?

— Разумеется. — Комиссар чуть склонил голову. — И не надо так нервничать.

— М-м-м… Постараюсь… Так вот, лично мне кажется, что Квадриптих действовал по готовым выкладкам. Это не очень-то похоже на эксперимент, больше смахивает на какой-то тест… Квадриптих — это, опять-таки, мое личное мнение — четко знал, что ищет.