Константин Соловьев - Бумажный тигр (II. - Форма) [СИ]

— Иначе что? — Поэт усмехнулся, но кривая улыбка, прежде оживлявшая его кислое острое лицо, в этот раз показалась лишь скользнувшей по скулам тенью слабого мотылька, — Сдадите нас Канцелярии? Мне плевать. Я свое уже отбоялся. Довольно, Доктор. Впрочем, мне, наверно, все равно стоит вас поблагодарить. Представление получилось захватывающим, хоть и порядком затянулось.

Поддерживаемый под руку молчащей Графиней, он вышел. Доктор Генри не сразу понял, что остался в одиночестве. Он огляделся. Пустая комната вдруг показалась ему столь огромной, что закружилась голова. Эта комната помнила дыхание чужих людей, казалось даже, будто в ней застыли призраки их призраки — прозрачные слепки четырех сидящих за столом людей.

Но их не было. Он остался один.

Как это несправедливо устроено, отрешенно подумал Доктор Генри, машинально бросив взгляд в сторону окна, будто надеясь увидеть там, на улице, четыре удаляющиеся силуэта, но, конечно, ничего не увидел — окно было надежно заколочено досками. Несостоявшийся отец вынужден стать могильщиком своего погубленного детища.

Доктор беспомощно огляделся. Крепкая дверь, заколоченные окна, прочные запоры. Когда-то это место казалось ему крепостью. Крепостью, в которой можно было держать оборону. Сейчас, когда ее покинули последние защитники, крепость превратилась в тюрьму. И даже запах сделался тюремный, затхлый, смердящий.

Нет, «Альбион» никогда не был моим ребенком, подумал Доктор Генри, бессмысленно глядя в заколоченное окно, почти не пропускающее света. Моими детьми были вы четверо. Люди, с которыми я по доброй воле соединил свою судьбу.

Боящаяся сама себя Графиня, ищущая спасения в любви. Самоуверенный Пастух, отчаянно пытающийся удержать ситуацию в руках и привыкший полагаться лишь на себя. Ворчливый Архитектор, который ощущал себя чужим для окружающего мира еще до того, как сделался частью Нового Бангора. Вздорный и болезненно насмешливый Поэт, привыкший причинять себе боль не меньше, чем окружающим…

Эти люди доверились ему, вручили ему свои судьбы — в ситуации, когда не доверяли даже сами себе. И вот, к чему он их привел. Сперва вдохнул надежду, а после выпил всю кровь и растоптал. Быть может, вытянул те силы, которые были необходимы им, чтоб сопротивляться. Погубил их, своих единственных последователей.

Он обвел взглядом пустую комнату, будто пытаясь найти в ней поддержку, но ничего не нашел. Пустая, безлюдная, она выглядела страшно и тоскливо, как брошенный дом или разоренный храм. Люди, ушедшие отсюда, не оставили тут ничего, ради чего стоило бы вернуться. Доктор Генри попытался найти какие-то нужные слова, чтобы выразить колющую душу тоску — точку капитана, последним оставляющим свой тонущий корабль. Но в душе, похожей на распоротый сырой мешок, ничего подходящего не нашлось.

Доктор Генри протянул руку к лампе, стоящей на столе.

— Последнее заседание клуба «Альбион» завершено, — негромко произнес он, — Секретарь может быть свободен вплоть до… особых распоряжений.

И потушил свет, позволив темноте захлестнуть комнату подобно волне.

— Сколько вы еще будете копаться там, Уилл?

Уилл встрепенулся, точно уколовшись о гвоздь.

— Я… Простите, мистер Лайвстоун. Вот он. Уже нашел.

В его руках Лэйд, скосив глаза, разглядел холодное мерцание лезвия. И верно — дешевый нож с деревянной рукоятью. Настоящий хлам, не стоящий и половину шиллинга, но при виде его Лэйд ощутил такое облегчение, будто высвободил из камня сверкающий Кларент [216] Кларент — меч короля Артура, вытащенный им из камня. .

— Чего вы ждали? — рявкнул он, — Или намеривались дослушать историю до конца? Не стесняйтесь, чего уж там, это ведь не вы привязаны к кровати в ожидании визита проклятого людоеда!

— Простите, — Уилл потупился, — Я… заслушался.

— Остолоп! Режьте веревку!

Но Уилл почему-то остался стоять, крутя в руках рыбацкий нож. Судя по тому, как неловко он это делал, ему никогда не приходилось держать в руках оружия, пусть даже такого примитивного.

— Почему вы застыли? Веревка!

Уилл медленно поднял на Лэйда взгляд.

— Сейчас разрежу, мистер Лайвстоун. Но перед этим… Мне кажется, нам надо обсудить один вопрос.

— Вопрос?! — взревел Лэйд, забыв о коварных затягивающихся узлах. Он рванул руку и зарычал от боли, когда просмоленные конопляные волокна, жесткие, как проволока, содрали кожу с его запястий, — Вы в самом деле считаете, что Красный Дракон будет терпеливо ждать, пока вы балуетесь праздными вопросами, теша свое любопытство?

— Нет, сэр, — удивительно спокойно ответил Уилл, — Это вопрос иного рода. Вопрос доверия. Я заключил с вами договор не только лишь потому, что видел в вас Бангорского Тигра. Я доверял вам. Но с каждым днем, проведенным в вашем обществе, я узнаю нового не только о Новом Бангоре. И чем больше я узнаю, тем сильнее боюсь того, не злоупотребляете ли вы моим доверием?

Лэйд зарычал сквозь зубы. Собственная беспомощность досаждала еще больше, чем боль в ободранных запястьях.

Смирись, Чабб, мысленно приказал себе он. Сейчас роли распределились именно таким образом и не тебе сетовать на справедливость. Беспомощный хищник и самоуверенный щенок. Не клацай прежде времени зубами…

— Что это значит? — нетерпеливо спросил он, — Я дал вам повод заподозрить меня в неискренности? Когда?

— С самого начала, сэр. Чем больше я слушал про клуб «Альбион», тем больше странностей и несоответствий подмечал. Поначалу они казались невинными, почти случайными, но я хорошо знаю цену случайностям, ведь именно случайности, эти крохотные атомы судьбы, чаще всего подчиняют себе человеческие жизни, а вовсе не самые хитроумные планы.

— Я случайно оказался связан с самым пустоголовым болваном из всех, что когда-либо существовали в Новом Бангоре! — Лэйд едва сдержался от того, чтоб не рвануть вновь путы, — Режьте, говорю вам!

От его окрика Уилл еще пару дней назад вздрогнул бы, но сейчас вздрогнули лишь его глаза. Да и те быстро затвердели, утратив свойственную им прозрачность.

— Посудите сами, не много ли странностей образуется вокруг вас… Каким-то образом вы сделались единственным хранителем записей Доктора Генри о клубе «Альбион». И единственным на всем острове архивариусом клуба. При том, что испытываете к клубу и его членам явственную антипатию.

Лэйд скрипнул зубами. Звук получился отнюдь не такой грозный, как он надеялся. Скорее, беспомощный.

— Я изучал историю клуба, это верно. Как изучал все, что могло мне пригодиться в борьбе с Ним. И я бы изучал даже инкунабулы безумного араба Альхазреда, если бы это помогло мне убраться с острова! Вот только судьба не распорядилась послать мне именной билет, как вам! И если вы собираетесь предъявить мне еще какие-то обвинения, вам лучше бы поспешить! Ну же!