Константин Соловьев - Бумажный тигр (II. - Форма) [СИ]

— Нет, — сказал Лэйд.

Что ж, ему приходилось лгать и раньше. И эта ложь, пожалуй, была не самой постыдной.

— Это было одно-единственное слово.

— Догадываюсь, какое.

— Альбион.

— Он сказал — «Альбион», — с непонятной внушительностью повторил Уилл, — Так, будто одно это слово все объясняло. А когда я признался, что не понимаю, он оскалился, точно дикий зверь и сказал — «Что тут не понимать! Альбион, вот что! Я еще из ума не выжил, нет уж!». Больше он не сказал ничего, его рассудок вновь помутился. Но поздно, это слово уже запало мне в память. Я отчего-то сразу понял, что за ним что-то скрывается. Что-то весьма зловещее, как мне показалось, и в то же время таинственное.

— Как по мне, самое обычное.

— Мне еще не раз приходилось слышать его на протяжении наших с полковником прогулок. Но ни единого раза оно не звучало само собой, в непринужденной беседе. Если оно и выходило наружу, то неохотно, с хрустом, как крючок, намертво засевший в рыбьей глотке. Альбион. Это слово было каким-то ответом на многие вопросы, которые я задавал, но секретным ответом, смысла которого я не понимал. Альбион! Что это могло значить? Что подразумевать?..

Настойчивый парень, подумал Лэйд. Люди, которые знают смысл этого слова, обыкновенно стараются даже не произносить его без насущной необходимости. Что-то вроде плохой приметы. Это слово не запрещено, оно не тянет за собой немедленной кары, но… Принято считать, что человек, произносящий его, на миг привлекает к себе Его внимание. Неудивительно, что многие скорее откусят себе язык, чем помянут Альбион всуе.

— Я всегда был уверен, что слова — не просто статичные единицы речи, служащие для обмена информацией, мистер Лайвстоун. Каждое слово — это затвердевшее чувство, мысль, слепок прекрасного доисторического цветка в сухой глине. Иногда я поражаюсь, сколь много можно вместить в одном-единственном слове! Но это слово — «Альбион» — оно было каким-то особенным, я безошибочно чувствовал это, а ведь я привык разбираться в словах.

— Судя по всему, расследование затянулось, — индифферентно произнес он, — Далось вам это слово… Вы могли бы потратить отведенный вам срок на исследование демонических поездов, их скрытой подземной жизни и их нравов, однако, уверяю, скорее всего не узнали бы ничего нового. Или угольщики… Эти ребята столь замкнуты, что ни одному человеку пока не удавалось проникнуть в их ряды, чтоб выведать хоть что-то существенное. Новый Бангор охотно обеспечит своим гостям тайны на любой вкус, от самых безумных, способных запросто свести с ума даже гениального логика, до самых зловещих. А вы впились, точно фокстерьер в лисий хвост, в какое-то случайно брошенное словцо!

— Это не просто слово, — Уилл покачал головой, — На этом острове многие слова прячут в себе иной смысл, что весьма смущало меня поначалу. Но это… За ним ощущалась какая-то сила. Непонятная мне, но жуткая. Достаточно грозная и достаточно властная, чтобы предотвратить любой мятеж против Него, превратить всех Его пленников в ожесточенных одиночек, заставив их шарахаться друг от друга, точно от прокаженных. Это слово разъединило их. Вас.

— Неплохая работа, — сдержанно заметил Лэйд, — Мистер Пинкертон [40] Алан Пинкертон (1819–1884) — американский сыщик и детектив, урожденный шотландец. , пожалуй, счел бы за честь взять вас на службу.

На бледном лбу Уилла обозначилась строгая вертикальная морщинка, рожденная движением хмурящихся бровей. Когда-нибудь, если ему суждено дожить до зрелых лет, эта морщинка станет солидной и основательной, но сейчас она выглядела как едва различимый шрам на гладкой детской коже.

— Боюсь, едва ли он возблагодарил бы судьбу за это решение. Мне плохо даются незнакомые языки, да и в качестве миссионера я едва ли принес бы пользу.

Очень остроумно, подумал Лэйд. Как будто можно спутать двух хитрых шотландцев между собой [41] Речь идет о двух разных Пинкертонах. Алан Пинкертон (1819–1884) — американский сыщик и детектив, урожденный шотландец. Роберт Пинкертон (1780–1859) — шотландский миссионер, лингвист и переводчик. . Впрочем, должно быть, мистер Уилл дает мне понять, что детективные аллюзии здесь неуместны. Что ж, не стану язвить по этому поводу.

— Благодаря полковнику, за эту неделю я свел знакомства с несколькими старожилами острова. Среди них были самые разные люди. Безразличные, опустошенные, отчаявшиеся, озлобленные, разуверившиеся, испуганные… Каждый из них по-разному пережил столкновение с Левиафаном, иные не без ущерба для себя. Меня вновь поразило то, что все они, будучи поглощены одной-единственной мечтой — покинуть остров — по какой-то причине не желали объединять усилий, напротив, были разобщены и крайне неохотно соприкасались друг с другом. Так, словно каждый из них жил на своем собственном острове. Даже на меня они косились настороженно и неприязненно. Пожалуй, если бы в моих спутниках не было полковника Уизерса, они бы и вовсе не стали со мной говорить. Разве не странно?

Лэйд ловко провернул в руке прогулочную трость, заставив ее описать сложную кривую. Этому фокусу он долго учился, едва лишь обзавелся этим мещанским атрибутом, но, без сомнения, оно того стоило.

— Странно, когда кто-то готовит Лестерширский пирог с телятиной вместо свинины. Все прочее в этом мире вполне объяснимо.

— Мне редко приходилось покидать Лондон, но я достаточно много читал, чтобы понимать — товарищи по несчастью неизбежно сплачиваются, чтобы спасти свои жизни. Команды тонущих кораблей, беглые каторжники, воины в строю, рабы-гладиаторы, разбойничьи банды, потерпевшие кораблекрушение — все они вынуждены действовать сообща. Это сродни природному инстинкту. Однако невольные жители Нового Бангора почему-то не искали общества друг друга. Напротив, делали все возможное, чтобы остаться в одиночестве, в изоляции от прочих. Спрашивая об этом странном феномене, я сталкивался с озлобленностью, раздражением и злостью. И рано или поздно вновь слышал это слово, засевшее занозой в моей памяти. Альбион. Его произносили неохотно, сквозь зубы, и то, уверившись, что рядом нет посторонних ушей. Произносили с испугом и отвращением, как произносят имя страшного чудовища, подстерегающего во тьме. Альбион. Я много раз спрашивал, что обозначает это слово, но ни разу не получил ответа. Кто-то отмалчивался, кто-то огрызался. Были и такие, мне кажется, кто сами доподлинно не знали, что оно означает. Для них это слово было символом незримого наказания, который висит над головой всякого, кто помыслит о сотрудничестве. Смутным и зловещим символом того, что бой с Ним должен проводиться в одиночестве и никак иначе.

— Неудивительно, что это разожгло ваше любопытство.