Константин Соловьев - Бумажный тигр (II. - Форма) [СИ]

Потеряв интерес к медальону, взгляд Уилла медленно и неуверенно вновь пополз в сторону ямы. Вечных Любовников не смущало наличие зрителей. Их вообще ничего не могло смутить, даже землетрясение или пожар, подумалось Лэйду. Жизнь, если разобраться, вообще довольно безразличная штука во всех своих проявлениях, очень уж она поглощена самой собой…

— Это… это же омерзительно, мистер Лайвстоун.

— Вы так находите? — вежливо осведомился Лэйд, — Почему?

— Эти… люди. Это не любовь, не страсть, это хаотическая оргия, в которой нет ни любви, ни смысла. Какой-то дьявольский ритуал, который не мог прийти в голову даже Калигуле и Нерону! И вместо того, чтоб оградить это ложе свального греха, кому-то пришло в голову брать за это деньги! Немыслимо! Почему Канцелярия не прикроет это отвратительное предприятие?

Кажется, он пытался разжечь в себе гнев, но без особого успеха. Задыхающийся от телесных выделений огромного количества сжатых друг другом тел, смущенный, покрасневший, Уилл выглядел скорее сбитым с толку, чем по-настоящему разгневанным. Он спускался вниз настороженный, ожидающий встретить какое-нибудь отвратительное подземное чудовище, которое должно было напугать его. А встретил это. И теперь отчаянно пытался вернуть себе спокойное состояние духа.

— Канцелярия, безусловно, могущественна, но в мире нет силы могущественнее, чем китайская жадность, — улыбнулся ему Лэйд, — Уверен, полковник Уизерс с удовольствием прикрыл бы эту лавочку, а может, даже распорядился бы выжечь эту яму огнеметами, да только ему никогда не узнать, где прячут Любовников. Что до их собственных чувств… Уверяю, вам ни к чему об этом беспокоится. Их не уязвляет ни чужое внимание, ни необходимость существовать на потеху публике. Их вообще ничего в целом свете не способно уязвить.

— Почему? — тут же спросил Уилл, — Они живые, они двигаются и, надо думать, способны ощущать. А значит…

— Да приглядитесь вы, — не выдержал Лэйд, сделав короткий жест по направлению к яме, — У них и голов-то нет, какие уж тут чувства? Это протоплазма. Похлебка из человеческого мяса. Своего рода одна огромная грибница с бесчисленным множеством отростков.

— То-то я не мог различить лиц… — сдавленно пробормотал Уилл, — Извините, у меня кружится голова. И еще тошнит.

— Это из-за запаха. Только вообразите, из чего состоят здешние миазмы…

— Бога ради, ни слова больше!

— Что с вами, Уилл? — наигранно удивился Лэйд, — Вы, кажется, бледны. Я-то думал, вы вознамерились познать всю палитру человеческих страстей в своем новом Эдеме. Уверяю, телесное вожделение — самая невинная из них. Вы еще не видели лики гнева, алчности, обмана…

— Пожалуйста, давайте покинем это место.

— Как вам будет угодно. Хороший гид всегда идет навстречу своему клиенту, не так ли?

На середине лестницы Уилл стал двигаться увереннее, а к тому моменту, когда они выбрались из земляной норы, уже сносно держался на ногах. Однако сохранял подавленное молчание на протяжении всего времени, которое потребовалось им, чтобы выбраться из пропахшего невыносимо приторно-соленым запахом опиума притона.

На улице он, впрочем, быстро пришел в себя. Настолько, что через некоторое время даже сумел улыбнуться.

— Воистину, невероятное зрелище. И жуткое.

Лэйд с деланной беспечностью пожал плечами.

— Он часто мается скукой. Человеческая плоть для Него что глина, один из излюбленных материалов, мягкий и податливый. Уверяю, из Его мастерской выходили куда более жуткие образчики. То, что вы видели в подвале этого неказистого дома, не было чудовищем в полном смысле этого слова. Пожалуй, даже напротив. Вполне допускаю, что это — одно из самых совершенных живых существ во всем Новом Бангоре.

— Почему? — вырвалось у Уилла.

Лэйд рассеянно отполировал платком набалдашник трости. На боковой улочке он заметил локомобиль — потрепанную неброскую машину, чадящую паром из своих прохудившихся внутренностей, но выглядящую достаточно рабочей, чтобы принять на борт седоков. Судя по пятнам желтом краски, механизированный кэб. Что ж, это следовало считать удачным стечением обстоятельств. Лэйд поднял трость, привлекая внимание кэбмэна, равнодушно пившего сидр в тени дома. И лишь потом вспомнил, что так и не ответил Уиллу.

— Оно абсолютно самодостаточно и самоудовлетворено. И, надо полагать, счастливо.

Уилл недоверчиво уставился на него, будто Лэйд только что произнес нечто в высшей степени нелепое. Вроде того, что для чистки обуви лучше всего подходит сыр или дождевая вода полезнее при простуде всех микстур.

— Счастливо? Но ведь вы сами сказали, оно, по всей видимости, даже не разумно!

— А с каких пор разум есть неотъемлемая составляющая счастья? — Лэйд обмотал платком жабий камень и спрятал в карман, — Вы молоды, Уилл, а молодость часто действует сродни шаловливому школьнику, норовящему подсунуть товарищу нарочно неправильный ответ. Разум не залог счастья, напротив, его убийца. Безусловно, он действует нам во благо, если бы не разум, мы никогда бы не построили Собор Святого Павла, не открыли бы паровой двигатель и даже не научились бы передвигаться на двух ногах. Так бы и сгинули в бездонном болоте удовлетворения собственных страстей, едва лишь успев отбросить хвост. Разум защищает нас от этого, неизбежно уничтожая вкус всякого удовольствия. Именно он отравляет удовольствие от победы. Заставляет сомневаться в достигнутом. Сравнивает с достижениями прочих. Ведет бесстрастный подсчет. Счастье, отравленное разумом, недолговечно. Был бы я философом, заметил бы, что человек, должно быть, несчастнейшее существо на свете, обреченное раз за разом завоевывать счастье — только для того, чтобы запертый в его черепной коробке бесплотный хищник растерзал его подобно гиене, обрекая на новые чаяния и попытки. Но, к вашему счастью, я не философ. Я лавочник. К тому же, порядком уставший и голодный. Мои часы утверждают, что уже два часа пополудни, время, когда джентльмену пристало обуздать утренний пыл и заняться насущными делами, а именно — вкусить от земных щедрот сытный обед.

Уилл недоверчиво уставился на него. Все еще бледный после посещения Вечных Любовников, он не выглядел достаточно сильным даже для того, чтоб расправиться с жареным цыпленком.

— Вы серьезно?

— Ну разумеется. Одной похотью сыт не будешь! Судьба улыбается нам, Уилл. Ведь следующий круг ада, который нам предстоит посетить, третий по счету, в нем томятся души, наказанные за чревоугодничество. Отчего бы нам не насладится их обществом и заодно не доставить себе удовольствие?.. Кэбмэн, разводи пары! Джентльмены желают ехать в Редруф!

К неудовольствию Лэйда, до точки назначения они добрались лишь получасом позже, когда легкое беспокойство в желудке окончательно превратилось в отчетливый и докучливый голод.