Константин Соловьев - Бумажный тигр (II. - Форма) [СИ]

Он отодвинул в сторону стакан.

— Если вам не терпелось предварить свое появление зрелищным номером, полковник, могли бы, по крайней мере, придумать что-то поинтереснее. Например, заменить грог на хороший шерри. Но лимонный сок?.. — Лэйд покачал головой, — Полагаю, я ожидал чего-то… более внушительного.

— Извините, мистер Лайвстоун. У меня не было намерения вас напугать.

— Вы и не напугали, — пробормотал Лэйд, злясь на то, что позволил застать себя врасплох, — Но вы знаете мое отношение к фокусам.

Человек, сидевший за дальним концом барной стойки, не был похож на завсегдатая «Седого нарвала». Его костюм ни в малейшей степени не походил на морскую форму, как не походил ни на одно одеяние из бесчисленного множества тех, что можно было встретить в городе. Узкие отвороты, высокий воротник, длинные рукава — все из глухой черной ткани, такой плотной, что от одного взгляда на нее делалось душно, несмотря на прохладную ночь. Не то строгий костюм клерка, не то траурное облачение гробовщика.

У этого облачения было странное свойство, давно замеченное Лэйдом. Оно выглядело чужеродным в любом месте Нового Бангора, от беспечно гомонящего Шипси до пыхтящих ядовитым смогом кирпичных громад Коппертауна. Даже не чужеродным, а… зловеще неуместным, точно траурный венок с бархатными кистями среди рождественских подарков или…

Лэйд небрежно отсалютовал его владельцу стаканом, понадеявшись, что жест вышел достаточно непринужденным.

— Ваше здоровье, полковник. Не знал, что сегодня день обхода заключенных.

Человек в черном костюме улыбнулся. Улыбка его тоже была странного свойства — полупрозрачная, призрачная, точно силуэт полумесяца, на мгновенье мелькнувший в разрыве густых облаков. Мгновеньем позже уже и не понять, была ли она на самом деле или лишь померещилась.

Человек в черном покачал головой.

— Я думал, мы разобрались с этим вопросом много лет назад, мистер Лайвстоун. Я — не ваш надзиратель.

— Извините, если этим неловким замечанием принизил ваш чин. Разумеется, вы не просто надзиратель. Вы — полковник Уизерс, первый заместитель секретаря Канцелярии.

Полковник Уизерс. Верховная Крыса. Злой дух Нового Бангора.

Лэйд знал людей, которые предпочли бы скорее отрубить себе палец, чем встретить где-нибудь на улице полковника Уизерса — встреча эта по легендам сулила горе и несчастье на семь поколений вперед. Знал и других, считавших полковника Уизерса зловещим, сотканным из легенд и предрассудков мифом, таким же нематериальным, как и вымышленные кроссарианцами губернаторы Нового Бангора.

Хозяин «Глупой Утки» Маккензи как-то раз объявил о том, что заплатит соверен всякому предоставившему доказательство существования полковника Уизерса, но Лэйду не приходилось слышать о случае, чтоб кто-то посягнул на эту награду. Впрочем, в случае с Маккензи кроссарианство вполне уравновешивалось его шотландской скупостью, Лэйд был уверен, что тот не расстанется с совереном, даже если они с полковником одним жарким полднем вместе войдут в «Утку», чтоб выпить по пинте индийского светлого. Может, рухнет на месте, сраженный ударом, но монету не вытащит.

Полковник Уизерс рассеяно взял со стола чашку кофе. И от одного этого действия, простого и обыденного, Лэйд ощутил, как его легкие прорастают изнутри хрустящими ледяными капиллярами. Он готов был поклясться, что никакой чашки минуту назад перед полковником не было.

— Я не ваш надзиратель, мистер Лайвстоун, — полковник сделал маленький аккуратный глоток и удовлетворенно кивнул, должно быть, кофе был сварен превосходно, — И не ваш тюремщик. Если я и позволяю себе время от времени навещать некоторых гостей острова, то исключительно в частном порядке — чтобы убедиться в их здоровье и благополучии. Вы ведь знаете, не все гости Нового Бангора отличаются вашим здравомыслием. Среди них есть разные люди. Нетерпеливые. Озлобленные. Недалекие. Но я всегда искренне радуюсь, когда вижу, что они находятся в полном здравии.

— Лучше бы вам не заниматься этим слишком часто. По крайней мере, если вы заботитесь об их душевной здоровье так же ответственно, как и о физическом.

— О, — полковник Уизерс понимающе кивнул, — Обычно я не считаю нужным наносить свои визиты открыто. Мое общество часто смущает людей. Вы — один из немногих жителей острова, для которых я делаю исключение.

— Премного польщен, — выдавил из себя Лэйд, не зная, в самом ли деле должен ощущать благодарность. Пока он ощущал лишь колючее жжение где-то в области желчного пузыря, — Должно быть, это потому, что я лучший танцор в Хукахука или знаю больше всего ирландских анекдотов или…

— Нет, — произнес полковник Уизерс серьезно, — Потому что вы — Бангорский Тигр.

Лэйду не раз приходилось слышать, как люди произносят эти слова. Слова, которые он путем долгих усилий научился отождествлять с собой. Их произносили с испугом, с насмешкой, иногда — с сарказмом или изумлением. Но интонация полковника Уизерса, заключенная в этих словах, была особого рода. От нее желчный пузырь Лэйда затвердел, как камень.

Чертова крыса, тоскливо подумал он, что тебе от меня надо? Чего ты хочешь? Явилась на запах свежей крови? Или просто хочешь позубоскалить, наблюдая за тем, как твой немощный противник с ввалившимися боками устало хлещет воду на водопое?

Полковник Уизерс молчал, сосредоточенно изучая кофейную чашку, казалось, все остальные вещи в мире сейчас не представляют для него никакого интереса.

Даже молчащий, даже безоружный, он обладал даром распространять вокруг себя удивительно зловещий ареол, накрывая им, точно невидимой сетью, все свободное пространство вплоть до последнего дюйма. Это ощущение было тем более примечательным, что в облике полковника Уизерса не было ничего зловещего.

Если бы не эта удушливая атмосфера вокруг него да не костюм гробовщика, полковник Уизерс, надо думать, не сильно бы выделялся из толпы. Лицо вполне приятных черт, с умными внимательными глазами, совершенно лишенными плотоядного блеска Канцелярских клерков, волосы — немного вьющиеся, того интересного оттенка, который бывает у соцветий персидского каштана — светлые с едва заметным рыжеватым отливом. А еще он был молод. Противоестественно молод.

Ему можно было бы дать лет двадцать, мрачно подумал Лэйд, против воли косясь на собеседника, самое большее — двадцать три. Только эти двадцать три года он прожил на планете, где время течет совершенно не так, как на нашей. И это совершенно отчетливо ощущается в его глазах. Есть в них что-то такое, отчего кажется, будто, ненароком моргнув, они могут высосать весь воздух из твоей души, оставив там только холодный смерзшийся ком.