Константин Соловьев - Бумажный тигр (II. - Форма) [СИ]

Смех Поэта показался Доктору Генри лаем гиены. Хриплый и резкий, он заставил вздрогнуть всех присутствующих, даже хладнокровного обычно Пастуха. Доктор Генри и сам ощутил краткий приступ тошноты, вообразив, как бежит по закоулкам Скрэпси, налетая на стены и падая, а сверху на него сквозь титанического размера очки внимательно глядит древний исследователь Левиафан…

— Превосходно, — Графиня одарила Поэта прохладной улыбкой, точно благодаря его за мимоходом прочитанный стих, — Бог-уравнение, Бог-торгаш и Бог-порядок.

— И Бог-любовник, — проворчал Пастух, — Что ж, значит, у нас есть четыре разных видения проблемы. Интересно, Доктор разделяет одно из них или у него есть собственная теория на этот счет?

Доктор Генри поспешно прогнал вставший перед глазами морок. Он снова был в темной душной комнате «Ржавой Шпоры». Перед лицом публики — четырех внимательно глядящих на него человек. Публики, которую он ни в коем случае не должен был разочаровать.

— Кхм. Не могу не отметить оригинальности и стройности предложенных вами вариантов. Поверьте, я сам перебрал не один десяток, от тех, что казались мне наиболее очевидными, до изощренных, плотно замешанных на малоизвестных религиях и варварских философских воззрениях. Что такое Новый Бангор? Быть может, посмертный мир, в котором каждому из нас уготована мука, соответствующая былым прегрешениям? Может, просто хаотически бурлящий котел, впитавший из человеческого сознания мириады образов, мыслей и идей, но так и не сумевших воплотить их в цельную картину? А может, новый зарождающийся мир, который только ищет себя, обрастает материальной сутью, чтоб выродится свежим молодым семенем из стылого брюха нашего собственного, замшелого и косного? Проблема не в том, что Он зол — быть может, он и не зол вовсе, как не зол крестьянский плуг, вздымающий почву и уничтожающий бесчисленное множество мелких божьих тварей. Проблема в том, что мы не можем сосуществовать с ним, чем бы он ни являлся. А раз так…

— Ближе к делу, Доктор, — попросил Пастух, — пока вы в самом деле не превратили «Альбион» в философский кружок. Мы хотим выбраться отсюда — и точка. Так кто таков Он в вашем представлении?

Доктор Генри устало вздохнул. Он и сам не заметил, до чего быстро теряет силы, пока не ощутил тяжелый звон в голове. Жаль, не осталось вина…

— Величайший мистификатор. Вселенский иллюзионист. Божественный трюкач. Ему доставляет удовольствие не мучить своих пленных, а изощренно их обманывать, бесконечно кружа голову бесчисленными миражами. Он словно самоуверенный фокусник на сцене. Безобидную вещь он норовит превратить в смертельно опасную, хорошо знакомую — в пугающую и чужую, и так во всем. Он словно проводит величайшее в мире представление, огромную мистификацию, для которой ему нужны зрители. Мы все — именно зрители на его представлении. Зрители, а иногда — невольные ассистенты.

— Фокусник… — задумчиво пробормотал Пастух, — Да, в этом что-то есть. Если Новый Бангор и любит что-то по-настоящему, так это морочить людям голову. Он все выворачивает наизнанку или красит в непривычные цвета… Ну и что же вы предлагаете? Выхватить кролика из его цилиндра?

— В некотором роде, — согласился Доктор Генри, — Слабость величайших обманщиков в том, что в какой-то момент они, уверившись в своих силах, теряют осторожность. Пусть на миг, но забывают, что среди зрителей могут оказаться не меньшие хитрецы. Мы должны дождаться его оплошности. Найти трещину в очередном фокусе великого иллюзиониста. Развеять морок. В этот момент его сила ослабнет.

Архитектор устало опустил седую голову на руки.

— Это бесполезно, — пробормотал он, — Мы полагаем себя клубом единомышленников, но не можем прийти к общему мнению даже касательно того, у какой силы оказались в заложниках.

— Не можем, — согласился Доктор Генри, — Что ж, тем лучше.

И поймал удивленный взгляд Графини.

— Но вы же говорили…

— Тем лучше, — повторил он спокойно, — Это значит, что перед нами не одна дорога к спасению, а пять. Да, разнонаправленных, однако посмотрим правде в глаза. Если Новый Бангор — это полюс зла, значит, всякая дорога, ведущая прочь от него, подходит членам клуба «Альбион», не так ли?

— Но мы не можем одновременно идти в пяти направлениях!

— Мы и не будем, — заверил ее доктор Генри, — Каждый их нас сосредоточится на той стратегии, которую подсказывает ему голос разума. Отныне каждый из нас будет вести собственную охоту, но не в одиночестве. Мы будем встречаться здесь — не чаще, чем это будет позволено по соображениям безопасности — и делиться новостями. Если мы будем достаточно целеустремлены в своих поисках, рано или поздно кто-то из пяти наткнется на верный путь. Может, это будет лишь брезжащий отсвет выхода, не страшно. Мы будем знать верное направление. Мы спасемся.

— Мистер Лайвстоун…

— Нет.

Уилл недоуменно захлопал ресницами.

— Я лишь хотел спросить, могу ли я…

— Не можете, — Лэйд адресовал ему улыбку, которая обыкновенно предназначалась для докучливых курьеров и чрезмерно упорных коммивояжеров, — Вы хотите попросить у меня дневники доктора Генри, не так ли, Уилл? Поверьте, если я вынужден отказать вам, то по серьезной причине. Эти дневники я уничтожил собственноручно несколько лет назад. Сжег в печи.

— Но… зачем? — голос Уилла прозвучал беспомощно, точно речь шла об уничтожении памятника немыслимой художественной ценности, какого-нибудь бесценного полотна Вермеера или Сезанна.

— Преступникам свойственно уничтожать улики. Пусть я и не состоял в клубе «Альбион», держать у себя такие документы показалось мне неразумным. А ну как про них пронюхали бы крысы полковника? Что еще я мог с ними сделать, позвольте спросить? Отправить в библиотеку? Может, сразу в «Серебряный рупор»?

Уилл заерзал на своем сидении.

— Весьма… благоразумно с вашей стороны.

— Я и есть воплощенная благоразумность, — пробормотал Лэйд, — Кроме тех случаев, когда позволительная моему возрасту болтливость причиняет мне излишне много хлопот, как сейчас. Черт побери, за всеми этими рассказами я и не заметил, что мы вот-вот покинем Айронглоу! Прав был старикашка Хиггс, ничто не исчезает так бесследно, как имбирные кексы, украшенные марципанами, и дорога, украшенная болтовней! А ведь я так и не успел поведать вам ни одной поучительной истории об обитателях этого круга ада!

— Полагаю, жизнеописание здешних скупцов и расточителей в вашем изложении доставило бы мне немалое удовольствие, — заметил Уилл, — однако, полагаю, вам известно и то, что история доктора Генри и его клуба интересует меня куда сильнее.

— Ваша британская велеречивость досаждает больше постельных клопов, — пробормотал Лэйд, делая вид, что его необычайно заинтересовала богато украшенная вывеска ювелирной мастерской, — Но вы знаете мой принцип, Уилл. Эта история не из тех, что можно проглотить в один присест.